И Ын Ха почему-то охотно верит ему, его дрогнувшему голосу, нервному и слишком частому облизыванию внезапно пересохших губ. Всё было так прозрачно для неё, что хотелось бы сделать вид, что это вовсе не так. Что это вовсе не знакомо.
— На первый взгляд, жертв ничего не связывало: у них не было общих друзей, они не посещали один и тот же ресторан по воскресениям…
— …ничего, — задумчиво протягивает Ын Ха вместе с ним.
— Полиция проверила всю доступную им информацию, но так и не смогла обнаружить ничего общего, — продолжает Чимин, замечая, что все действительно внимательно слушают его. — А преступник продолжал своё благое дело, — он издаёт какой-то нервный смешок, будто это действительно могло приносить боль. — Убивать.
Студенты, затаив дыхание, слушают невероятную историю, ведь, кажется, это был чуть ли не единственный преподаватель, который делился с ними своим реальным жизненным опытом, реальными историями, которые он видел.
— Они все предоставляли услуги сексуального характера, — наконец, объясняет Чимин. — За это, собственно, и поплатились.
Все начинают перешептываться, выдвигая собственные версии и предполагая возможные исходы и варианты. Только вот Ын Ха отчего-то бледнеет, а её глаза наполняются слезами. Что, чёрт возьми, это может быть, если не его история? Если это не реальный случай из его жизни, разве тогда может быть так… не по себе?
— Как признался убийца, который всё же был найден при попытке совершить очередное преступление, он вовсе не жалел о содеянном, даже напротив — не понимал, почему его задержали и что, собственно, нарушил, — Чимин так горько усмехается, что мурашки бегут по телу. — Почти десяток людей, погибших от его собственных рук, он называл отбросами и говорил, что от них нужно избавляться, — выдыхает он слегка дрожащим голосом. И Ын Ха слышит в нём отчётливое «от нас нужно избавляться», тонущее в лёгком смешке напополам с хрипом. — Что он просто очищал Сеул от этих… — он на долю секунды останавливает свой взгляд на ней и отводит тут же в сторону, — мразей. За это его прозвали Чистильщиком.
Кажется, тишина в аудитории давила на сознание сильнее, чем можно было подумать. Растерянные и одновременно заинтересованные взгляды студентов выказывали преподавателю своё уважение и желание узнать историю до конца.
— А как он убивал своих жертв? — доносится с задних рядов.
— Сначала он делал небольшой надрез, — Чимин неосознанно потянулся рукой куда-то за ухо, нащупывая неаккуратный шрам, а потом продолжил: — На шее, а потом насиловал с совершенно нечеловеческой жестокостью, — он сглатывает и прикрывает глаза, словно прогоняя навязчивые мысли или воспоминания. — Жертвы умирали от потери крови, постепенно погружаясь в темноту. Сомнительное удовольствие, можете поверить на слово, — уверяет, выдавливая лёгкую улыбку.
И Ын Ха не хочет верить ему, но отчего-то верит.
Пара заканчивается, и студенты выходят из аудитории, обсуждая тему лекции и предстоящую вечеринку в честь начала учебного года. Чимин начинает собирать свои вещи в небольшой портфель и пытается вспомнить, как он отрывался в этом возрасте, вот только ничего толкового вспомнить не может. Ведь он тогда хоронил себя в больничных счетах матери и невероятном количестве успокоительных.
Интересно, почему он только сейчас понимает, что жизнь не заканчивается на этом, она продолжает течь дальше? Не стоит тратить время попусту. Это, кажется, то самое истинное, что пытался вдолбить ему в голову Юнги несколько лет подряд. Конечно же, бесполезно.
— И как мне жить дальше? — задаёт он сам себе вопрос, на который, следовательно, не должен прозвучать ответ. Но он звучит. Слишком громко и неожиданно. Даже как-то пугающе. Чимин думал, что остался совсем один.
— Просто живи…
Он поднимает голову и таращится на девушку рядом. И не может в это поверить. Она заговорила с ним? Вот так просто, будто ничего не случилось…
— Всё просто, — объясняется она тихо. — Просто живи. Не так, как до этого, — вспоминая рассказы Чонгука, она чувствует, что её начинает знобить. — Жить, значит, улыбаться. Я, кажется, не помню, чтобы ты улыбался искренне, — она слабо приподнимает уголки губ в улыбке и мечтает просто не подавиться своими же словами, потому что они даются с огромным трудом. — Не то, чтобы меня это волновало, но…
Начинать всё заново трудно.
— Я хочу оставить это в прошлом, — говорит уверенно и смотрит на него, стараясь не видеть себя в чёрных глазах-щёлочках. — Я хочу оставить…
— Почему? — не до конца осознавая, шепчет Чимин, поднимаясь со стула.
— Потому что я не хочу зацикливаться, — отвечает она, и он опускает голову, словно провинился. — Чимин, я могу тебя спросить? — задумчиво протягивает, игнорируя дрожь в голосе.
— Конечно, — выдыхает он, поднимая на неё взгляд.
— Ты ведь знал, что всё будет так? — совершенно искренне интересуется она. — Ты ведь знал, что мне будет больно? И тебе тоже…
— Я… — он просто не знает, что ответить. И замолкает.
Потому что… знал.
— Зачем? Просто… — она делает паузу, чтобы перевести дыхание. — Зачем, Чимин?
— Ты не поверишь, если скажу, что у меня не было выбора, — он не спрашивает, он точно знает.
Не поверит.
— Нет, — шепчет она.
«Выбор есть всегда…»
— Но, Чимин, то, что ты говорил сегодня, — она запинается. — Это ведь…
— Правда.
========== Пожалуйста ==========
Комментарий к Пожалуйста
Я скучала.
Песня к главе: Shannon Jae Prior — The Usual (feat. Jesse Scott)
Ын Ха знает, что Чонгуку трудно. Возможно — даже труднее, чем ей самой, но ничего сделать не может. Потому что застряла в этом ворохе из воспоминаний и несбывшихся надежд. Она улыбается своему отражению в зеркале и надевает украшенные камнями серьги, которые ей подарил Хосок на первую их годовщину. Руки начинают дрожать и даже заклёпка с первого раза не застёгивается. Это место хранит в себе столько воспоминаний, которые не хочется помнить, и столько моментов, которые не хочется забывать. Плыть по течению дальше — лучшее, что можно сделать.
Запереть себя на замок, выдернуть ещё тёплое сердечко из груди и избавиться. Потому что болит чертовски невыносимо. И ноет, словно на дождь, который в душе круглосуточно и не утихает ни на миг. Ын Ха знает, что безбожно переигрывает, когда красит губы красным ещё гуще, чтобы уже не чувствовать этого противного привкуса беспомощности. Чтобы больше не нырять в эту бездну, где никто и ничто не имеет веса, где ничья жизнь не стоит того, чтобы о ней заботиться. Ын Ха понимает, что маскируется под «всё хорошо» плохо, от слова «совсем», но… Ей думается, что парочка недель самовнушения и всё наладится: она сама поверит себе. И весь мир тоже. Поэтому улыбается своему отражению ещё шире, от чего скулы начинает сводить тянущей болью. Но Ын Ха точно знает, что теперь всё будет по-другому.
***
— Прости? — переспрашивает Чонгук, потому что слова сестры ему кажутся совершенно ненастоящими и даже пугающими, в каком-то смысле. — Мне послышалось?
— Ну оппа, ты же сам говорил, что мне уже пора начать жить, — надувает губки она, обиженно глядя на брата. — Будет весело отпраздновать твоё повышение вместе, не правда ли? — лукаво улыбается, замечая, что тот начинает сдавать позиции.
— Не знаю… — всё, что может ответить ей Чонгук.
Он очень долго пытался уговорить её вернуться к прежней жизни. Думал, что это ей необходимо, но так ли это? Сейчас… она не готова, он видит это в её больших глазах. И сам сомневается, готов ли к этому. Потому что пугает только мысль о том, какой вред может принести ей это «празднование». Во-первых, клуб — не лучшее место для… просто не лучшее место. Во-вторых, там будут его друзья, которых она, возможно, не знает. В-третьих, это огромный стресс. Скорее всего, это не самая удачная идея. Снова вернуться туда, где всё начиналось и где всё предательски больно закончилось, не лучшая идея.