— Она бы справилась с этим лучше меня, а у неё даже нет телохранителя.
Мне нужна такая уверенность, но не думаю, что двадцатилетняя девушка может этому научиться. Я слишком опоздала.
— Есть разница между смелостью и гордостью. Поверь, я бы лучше спал по ночам, зная, что у неё есть телохранитель.
— Она часто бывает одна, — говорю я.
Как она может не быть храброй? Она готова каждый день в одиночку противостоять назойливым папарацци и жаждущей информации прессе.
— Да, но эта девушка скорее будет носить свой собственный электрошокер, чем позволит кому-то другому защищать её, и всё ради того, чтобы доказать свою точку зрения. Так что когда она встретит врага вдвое больше её и в гораздо большем количестве, она поймет, что некоторые битвы лучше вести с напарником.
— О, — говорю я, наконец-то поняв, благодаря его аналогии с супергероем.
Моя сестра не командный игрок. Она предпочитает всё делать сама.
— Хотя мои таланты неизмеримы, у меня нет таких сил, чтобы добраться и спасти ее с другого конца города, — говорит Коннор. — И наши отношения немного отличаются от ваших.
— Это преуменьшение, я думаю.
Он улыбается.
— Да, это так, — он закрывает папку. — Я хочу сказать, что стараюсь не бояться за неё. С тех пор как мы были подростками, она всегда искала во мне уверенности, даже если не признавалась в этом. Я её... опора, — он смотрит вдаль, подыскивая нужные слова. — Что-то непоколебимое. Уверенный, уравновешенный, неумолимый и раздражающе убедительный. Если она увидит, что я напуган, она внешне будет злорадствовать, будто я проиграл партию в шахматы, но внутренне она начнет сомневаться в себе. И мне не очень нравится, когда Роуз теряет уверенность в себе и становится менее самоуверенной. Она более уязвима, и это разбивает мне сердце.
Это совершенно новая честность для Коннора Кобальта, никаких оскорблений, скрытых под словами. Это просто... правда, от души. Мне это нравится.
— Ты любишь её? — спрашиваю я, возвращая фигурку и садясь на диван.
Он снова раскрывает папку и читает контракт в своей резвой, сверхчеловеческой манере, переворачивая страницу быстрее, чем я могу читать журнал на унитазе.
— Любовь неуместна для некоторых, — он уклоняется от моего вопроса, давая странный ответ. Сосредоточившись на контракте, он начинает закрывать дверь своей короткой открытости.
Я искоса смотрю на него, когда понимаю кое-что еще.
— Почему ты больше не говоришь чертовски?
Он ненадолго отрывает глаза от бумаг.
— О чём ты говоришь?
— Раньше ты говорил «чертовски умна» и «чертовски крутой». Это было моей любимой чертой в тебе.
Его жаргон изменился с тех пор, как я впервые его встретила. Но не полностью. Я имею в виду, что когда мы сталкиваемся с кем-то, кого он знает, он иногда бросает «эй, братан».
Его губы приподнимаются.
— Я обычно тупею перед интеллектуально неполноценными людьми, чтобы не показаться полным мудаком, — кажется, он только что назвал меня тупой. — Но я вижу в тебе настоящего друга, поэтому я отбросил некоторые притворства. Большинство людей не смогли бы вытерпеть всего меня.
— А Роуз? — спрашиваю я, все еще пытаясь осмыслить все, что он говорит.
Его губы только приподнимаются. Я вдруг прихожу к выводу, что никогда не узнаю, как на самом деле звучит Коннор Кобальт в своей голове — какие слова он считает отвратительными, что он думает о некоторых ситуациях, его настоящие честные реакции, которые не являются наполовину оскорблениями, а наполовину чем-то более приятным. Может быть, Роуз уже знает его. А может, она так же без понятия, как и все мы.
Я придерживаюсь безопасной темы.
— Итак, в следующем семестре ты будешь учиться в Уортоне, а Роуз — в Нью-Йорке.
Они оба закончили колледж в мае (вместе с Райком), и мы устроили небольшой праздник для всех них пару недель назад.
Сбылась мечта Коннора — его приняли в престижную Уортонскую школу бизнеса Пенсильвании для получения степени магистра делового администрирования. Роуз всегда насмехалась над аспирантурой. Она считает, что это просто бумажка для хвастовства, по крайней мере, для тех, кто является наследником состояния. Поэтому она будет проводить время в офисе Calloway Couture в Нью-Йорке, добираясь на работу из Принстона, штат Нью-Джерси.
— Таков план, — говорит Коннор.
Я переживаю за них и знаю, что ни Роуз, ни Коннор не оценят моего беспокойства. Но отношения на расстоянии — это сложно, и я вижу, что все эти поездки туда и обратно не стоят того, особенно если Роуз будет продолжать бороться со своими проблемами с близостью. Во время Канкуна она справилась со сном в одной постели с Коннором, но ей ещё предстоит сделать шаг к сексу.
Я хочу, чтобы она нашла любовь и фейерверки, но ничто из того, что я делаю или говорю, не изменит её проблем. Я всего лишь её младшая сестра, так ещё и сломанная в её глазах.
Взгляд Коннора падает на пол, где валяется комикс — страница открыта на паре огромных голых сисек и эрегированном пенисе.
— Лили.
— Я не смотрела на это! — защищаюсь я. — То есть, смотрела, но потом перестала, — я гримасничаю. Почему говорить так трудно? Я делаю глубокий вдох и перестраиваю свои мысли. — Я листала комикс, а потом наткнулась на... — я хмурюсь — ...гениталии. Это обожгло мои глаза и волшебным образом он вырвался из моих рук.
— Я прощу тебе гиперболы, если ты говоришь правду.
— Да! Клянусь, — начинаю рисовать пальцем кресты над сердцем, но потом путаюсь. — Я должна рисовать кресты или иксы?
— Иногда мне интересно, говорим ли мы на одном языке.
— Иксы, — говорю я с кивком, игнорируя его легкое замечание. — Определенно иксы.
Он возвращается к контракту, а я подхожу к окну, заглядываю через жалюзи, чтобы проверить, нет ли на боковой улице папарацци или неизвестных людей.
Я не знаю, как победить этот страх. У меня возникает непреодолимое желание спрятаться в уборной и мастурбировать, чтобы заглушить свою тревогу. Но я хочу чувствовать себя так же, как в Канкуне. В безопасности и не так безумно навязчиво. Я снова жажду этого состояния.
Мой новый терапевт, похоже, не способен мне помочь, и я могу себе только представлять его методы борьбы с этим страхом — чудовищных размеров шоковая машина в руках. Поэтому я отказываюсь делиться с ним своими тревогами.
Но и в любви к себе я не утону. Я буду пробовать что-то новое и просто бороться со своей тревогой, пока не пойму, как правильно справляться с пристальным вниманием и СМИ. Пока я не пойму, как снова дышать.
56. Лорен Хэйл
.
Я чувствую себя каким-то отморозком.
Сижу в арендованной машине уже час и смотрю на один и тот же трёхэтажный кирпичный дом. Газон недавно подстрижен, из травы торчит табличка: Отличница средней школы Макадамса.
В штате Мэн дует ветерок, который манит людей на улицу, но я всё ещё прикован к сиденью, мои суставы затвердели. Мой самый большой страх — остаться в этом проклятом седане, проехать так далеко и не набраться смелости, чтобы подняться по подъездной дорожке.
Я могу разбить бутылку спиртного о дверь другого парня, но не могу пройти пару метров, чтобы поздороваться с женщиной. В этом есть какая-то ирония. И, возможно, если бы я не был напуган до чертиков, я бы рассмеялся.
Я потираю шею, которая наливается нервным жаром. Мне следовало взять с собой Райка и Лили, как я изначально и планировал. Когда я сказал Лили, что хочу познакомиться с мамой, она меня только поддержала. Они оба хотели приехать.
Но в итоге я купил только один билет на самолет.
Я должен сделать это сам.
Никто не входил и не выходил из дома. Снаружи он похож на обычный дом семьи среднего класса. Это то, что у меня могло бы быть.
Нормальная жизнь.
Я выдыхаю и провожу руками по волосам.
Просто иди. Просто покончи с этим, чертов ублюдок.
Прежде чем я успеваю осознать, что делаю, я вылезаю из машины и добираюсь до почтового ящика. Я дышу так, будто нахожусь на середине восьмикилометровой пробежки. Вдох. Выдох. Раз... два... три. Но я не спринтер. Я не бегу. Я едва иду.