— Так ты нашла их номера в моем телефоне? — спрашивает Райк, пытаясь подавить слезы, его глаза налились кровью.
— Я просто... — плачет она в свою руку.
— Ты что? — говорит Райк. — Ты хотела, чтобы я перестал общаться с Ло? Ты хотела, чтобы сын Джонатана страдал из-за того, что Ло забрал меня у тебя? Это... пиздец, мам. Это настоящий пиздец.
— Пожалуйста... это звучит хуже, чем есть на самом деле.
— Уверяю тебя, все настолько плохо, — Райк пытается сделать глубокий вдох, но не может его выпустить. — Что ж, ты получила то, чего хотела. Надеюсь, ты счастлива, — Райк поворачивается к Ло. — Ты можешь помочь мне закончить упаковывать мою комнату? А потом мы сможем выбраться отсюда.
— Конечно.
Мы оставляем его мать рыдать в углу кухни. Мне почти ее жалко. Почти. Но когда я вижу Райка, жалость к ней снова превращается в ненависть. Потому что она причинила боль своему сыну больше, чем могла бы причинить мне. Это было личное, и хотя она преследовала Джонатана, она ударила Райку прямо в сердце.
Дверь закрывается, и Райк просто разбивается вдребезги.
Он садится на корточки посреди комнаты, положив руки за голову, не в силах сделать полный вдох.
— Какого хрена? — повторяет он. — Какого хрена? — он болезненно смеется, переходя на прерывистый всхлип.
Ло наклоняется рядом с ним и кладет руку ему на спину.
— Эй, с тобой все в порядке. Все хорошо.
Райк закрывает лицо руками и кричит, вся сдерживаемая ярость вырывается наружу. Он внезапно вскакивает на ноги, его покрасневшие глаза мечутся по комнате, безумные и слезящиеся. Он находит бейсбольную биту.
— Оп, оп, — говорит Ло, вырывая оружие из рук Райка.
— Мне нужно ударить по чему-нибудь, — говорит Райк, испытывая беспокойство.
— Просто присядь.
— Я не могу! — кричит Райк. — Моя мать, блядь, разрушила твою жизнь! Ничего бы этого не случилось, если бы не...
И тут Ло притягивает его к своей груди, чтобы обнять. Райк колеблется секунду, и я думаю, не собирается ли он выпустить свою агрессию на Ло, ударив его. Вместо этого он сжимает в кулак заднюю часть футболки Ло, и они так и остаются, Райк задыхается, его тело вибрирует от агонии и вины, а Ло крепко сжимает его, не отпуская.
— Это не твоя вина, — говорит Ло, прижимаясь к старшему брату.
Много месяцев назад всё было наоборот. Ло никогда не был бы достаточно сильным, чтобы стать опорой для кого-то другого, особенно для того, кто почти никогда не ломается.
Я вытираю несколько беззвучных слез. Я знаю, что такое раскаяние, от которого глубоко болит в груди, такое, которое кажется таким тяжелым, будто ты Атлант, несущий на себе весь мир. Это душераздирающее чувство.
— Послушай меня, — дышит Ло ему в ухо. — Встреча с тобой — это лучшее, что когда-либо случалось с нами. Я трезв, а Лили выздоравливает. Ничего из этого не было бы возможным, если бы не ты, — он трясет Райка, и из глаза Ло скатывается слеза. — Благодаря тебя, блядь, я сейчас с девушкой, которую люблю; ты мой брат, так что никогда не чувствуй себя виноватым за то, что случилось только что. Это не на тебе, — он поднимает лицо Райка, чтобы посмотреть ему в глаза. — Эй, ты слышишь меня?
Райк кивает снова и снова, пытаясь поверить в слова. После долгой паузы Райк говорит напряженным голосом: — Наши родители так долго ненавидели друг друга, что даже не поняли, что они делают с нами.
Он качает головой в оцепенении.
Ло сжимает его плечо.
Я молчу, не желая мешать им, но я благодарна за то, что, проходя через все это, они есть друг у друга. Даже если Сара и Джонатан бессознательно подтолкнули своих сыновей друг к другу.
Райк смотрит на коробки.
— Я никогда сюда не вернусь.
— Ты уверен? — спрашивает Ло.
— Да, — кивает Райк. Он похлопывает Ло по спине. — Да, я уверен.
И сквозь тишину я слышу слова, которые звучат между ними.
Ты — моя семья.
Думаю, мы наконец-то можем двигаться дальше.
62. Лорен Хэйл
.
Мой отец не сказал мне, что Сара Хэйл — это источник утечки информации, не чтобы защитить себя. Или меня.
Он защищал Райка.
Хотя эта новость опустошила Райка, меня она освободила. Я могу перестать питать ненависть. Теперь я могу попытаться стать более лучшим человеком, чем мой отец. Я могу дышать.
Мой кулак бьет по черной двери. Никто не стоит рядом со мной. Здесь нет никого, на кого я мог бы опереться. Я наедине со своей решимостью, и, возможно, несколько месяцев назад этого было бы недостаточно.
Дверь распахивается и почти закрывается прямо мне в лицо. Я упираюсь рукой в раму.
— Выслушай меня, — говорю я ему.
Аарон Уэллс испускает вздох раздражения, но сдается на мою мольбу.
— Чего ты хочешь, Лорен? Я думал, мы уже говорили об этом четыре месяца назад?
Прошло столько времени?
— Разговор о другом.
Его глаза темнеют, и он скрещивает руки на груди.
— На этот раз ты не войдешь в дом, и, чтобы ты знал, Джули нет дома. Так что не пытайся ее звать.
— Я не хочу говорить с Джули.
— Тогда чего ты хочешь?
Чего я хочу? Почему люди всегда спрашивают меня об этом?
— Ты встретил меня в очень плохой момент моей жизни, и ты просто был милым, пригласив меня на свою вечеринку.
— А потом ты разбил все винные бутылки в погребе моих родителей. Да, я помню, — говорит он. — Это твой способ извиниться? Это седьмой шаг(Мы смиренно просили Его исправить наши недостатки) в программе анонимных алкоголиков или что-то вроде того? Ты должен ходить и просить прощения у всех, кого ты подставил?
Я качаю головой.
— Ничего подобного. Я не прошу тебя простить меня, и я не могу простить тебя за то, что ты сделал с Лили.
Я хочу этого, но, возможно, такая сила мне не подвластна.
Его челюсть смыкается, и я чувствую, что он собирается захлопнуть дверь прямо у меня перед носом.
— Но, — быстро говорю я, — один из нас должен был быть большим человеком и остановить это, пока это не вышло из-под контроля.
— Ты имеешь в виду до того, как ты и твой отец убедились, что меня не примут в Лигу плюща, — рычит он. — Спасибо за это.
— Слушай, ты не обязан быть моим другом или что-то в этом роде. Ты можешь ненавидеть меня сколько угодно, но я пришел сюда, чтобы сказать тебе, что мне жаль.
Слова даются с трудом, и я не чувствую себя лучше, произнося их. Я не ищу этого облегчения. Я просто знаю, что это правильно. И это то, что я должен сделать.
— С меня хватит, — говорю я. — Какое бы дерьмо у нас ни было в прошлом, для меня оно в прошлом. Хочешь носить его в себе — пожалуйста. Независимо от этого, я хочу, чтобы у тебя было это, — я достаю из заднего кармана два белых конверта.
Его глаза с любопытством смотрят на них, а затем он фыркает.
— Ты покупаешь мое прощение билетами на Wrigley Field?
— Ты сказал мне, что не можешь найти работу и конкурировать с выпускниками Плюща, — говорю я. — Это должно помочь начать твою карьеру. Грэг Кэллоуэй и мой отец написали для тебя рекомендации. Я знаю, что с компаниями связано много плохой энергии, но Fizzle и Hale Co. все еще всемирно известны. Это все еще что-то значит.
Аарон смотрит на письма и качает головой.
— Мне не нужна твоя гребаная благотворительность, особенно если ты делаешь это только для того, чтобы почувствовать себя лучше.
— Я делаю это, потому что это правильно, — говорю я в раздражении. — Сожги, если хочешь. И я обещаю, что тебе больше никогда не придется меня видеть.
Я поворачиваюсь и спускаюсь по каменным ступеням. Лили ждет меня в машине, постукивая ладонями по приборной панели и подпевая вслух какой-нибудь песне, звучащей из динамиков. Я сразу же улыбаюсь.
— Лорен!
Я оглядываюсь. Лицо Аарона смягчилось и стало менее ненавистным. Почти как в первый раз, когда я его встретил, когда он был просто милым парнем с лакросса, пригласившим меня на свою вечеринку.