— Ло, — настаивает Эллисон на моем молчании.
— Я боюсь, — снова начинаю я, — что наступит момент, когда ты будешь злиться, испытывать горечь и обиду каждый раз, когда я говорю тебе остановиться, что ты поймешь, что кто-то другой может дать тебе то, что ты хочешь.
Лили мотает головой из стороны в сторону, как будто я сильно ошибаюсь. Такая реакция приятна.
— Никто другой никогда не сможет дать мне то, чего я хочу, — вздыхает она. — Я хочу только тебя.
Я держусь за эти слова, даже если мы оба знаем, что они не совсем правдивы. Она хочет трахаться. Ей нужен кайф от оргазма так же, как мне хочется утонуть в бутылке бурбона. Мне нужен прилив сил и поездка в чистилище и обратно. Мы не являемся первыми желаниями и потребностями друг друга. Я для нее на втором месте. И она для меня также.
Я хочу, чтобы это изменилось.
Я беру её руку и целую костяшки пальцев, но она не улыбается, потому что знает, что сейчас её очередь.
— Лили? — спрашивает Эллисон.
Лил не сводит с меня глаз, и я ободряюще улыбаюсь ей.
— Я боюсь, — говорит она, — что ты будешь ненавидеть то, что у тебя есть какой-то график секса, и ненавидеть, что тебе запрещают получать удовольствие. Это несправедливо по отношению к тебе, и ты найдешь кого-то, кто заставит тебя чувствовать себя лучше, чем я.
Мой рот открывается от удивления. Я никогда не думал, что она беспокоится об этом. Я даже не верил, что это может быть вариантом. Я люблю её не только за отличный секс.
— Лил...
Она быстро вмешивается, вскидывая руки.
— Что, если я никогда не смогу сделать тебе минет? — спрашивает она, уже немного истерично. — Я имею в виду, что если это в черном списке? Это неправильно, Ло! У тебя тоже есть потребности!
Я ухмыляюсь и изо всех сил стараюсь не рассмеяться. Наверное, это дерьмово, что моя улыбка приобретает новые масштабы, но я ничего не могу с собой поделать. Не тогда, когда она сходит с ума из-за этого.
— Это не смешно! — кричит она, но её губы начинают подниматься, подражая моим. — Прекрати. Я говорю серьезно.
— Прости, — я даже не могу притворяться, что мне жаль, и не могу перестать улыбаться. — Это просто мило.
Она краснеет, и от этого мне хочется взять её на руки и прижать к дивану. Взять ее прямо там. Ей бы понравилось.
— Хорошо, тогда... я сделаю тебе минет после этого, — требует она.
Это почти заставляет меня твердеть. Я должен думать о чем-то другом. Например, о том, что Эллисон сидит прямо здесь.
— Как насчет того, что я дам тебе знать, когда захочу, — перефразирую я.
Я читал черный список, и хотя он не исключает минет, в нем есть определенные условия. На самом деле, я думаю, Лили будет искренне удивлена тому, что там написано.
Лил сужает глаза.
— Ты просто собираешься продолжать говорить мне позже до тех пор, пока «позже» не превратится в год.
— В течение недели, — говорю я, мои глаза загораются.
Только с моей девушкой мне приходится практически уговаривать ее не делать мне минет.
Ее лоб морщится, как это бывает, когда она напряженно думает. Через мгновение она смотрит на меня и кивает.
— Договорились.
Эллисон добавляет.
— Хорошо, очень хорошо. Вы двое очень хорошо общаетесь друг с другом и позволяете своим голосам быть услышанными. Я хочу, чтобы вы оба поработали над тем, чтобы ваша сексуальная жизнь стала такой, чтобы она не мешала отношениям, учебы, работе или даже повседневной деятельности. Я знаю, что в прошлом у вас двоих была очень активная сексуальная жизнь.
Активная не описывает то, что мы делали. В наши самые худшие дни мы редко выходили из спальни. Это было всепоглощающим делом. Мы просыпались. Пили. Трахались. Спали. Изредка ели. Это было одновременно лучшее и худшее время в моей жизни.
— Думаю, каждый из вас готов к переменам, — продолжает Эллисон. — И это начинается сейчас.
17. Лили Кэллоуэй
.
После экзамена по статистике я получила еще одно подстрекательское сообщение. На этот раз Неизвестный стал немного креативнее и назвал меня бродяжкой и хуесоской. Это немного иронично, ведь я только что умоляла Ло на терапии позволить мне ему отсосать. Но кроме этого, эти тексты начинают разрушать меня. Того, кто сказал, что палки и камни сломают кости, а слова никогда не причиняют боли (отсылка к словам песни Stickes and Stones – Babyshambles), очевидно, никогда не дразнили или оскорбляли.
Сегодня мы встречаемся с Коннором, чтобы поговорить об открытиях частного детектива. Я планировала поговорить о новых сообщениях с Ло и Коннором, но после инцидента с Мейсоном на парковке думаю, что раскрытие моих сообщений только приведет Ло в ярость. А я не хочу, чтобы он начал всё Халк-крушить или дошёл до пьянства. Надеюсь, у Коннора есть зацепка на этого парня, и мы сможем выяснить, чего он хочет.
Я бросаю рюкзак на кровать и спешу в ванную, чтобы хотя бы причесаться перед отъездом. Когда я распахиваю дверь, то обнаруживаю Ло у раковины, закручивающего крышку на бутылочке с таблетками. Должно быть, это Антабус. Он сказал мне, что принимает лекарства, от которых ему станет плохо, если он выпьет алкоголь. Я горжусь им больше, чем он думает.
— Ты готов? — спрашиваю я, стараясь не придавать таблеткам большого значения.
Я смотрю в зеркало и чуть не умираю при виде своей прически. Я промучилась всю ночь, запоминая те старые экзаменационные вопросы. Принятие душа выпало из списка моих приоритетов. Мои волосы жирные, прилизанные и выглядят отвратительно.
— Почти, — Ло открывает шкаф для лекарств и берёт дезодорант.
Я принимаю смелое решение и включаю кран в раковине. Затем наклоняюсь над мраморным краем, изо всех сил стараясь просунуть голову в раковину и оказаться под струей воды.
— Какого черта ты делаешь? — спрашивает Ло, одновременно засовывая дезодорант себе под мышки. Он без майки, и я не могу смотреть на него слишком долго.
— Мою волосы, — говорю я ему.
Я протягиваю несколько мокрых прядей сквозь пальцы и уже собираюсь выдавить немного мыла на ладонь.
— Это не шампунь, — быстро говорит Ло.
— Ты что, мыльная полиция? И так пойдёт, — я снова тянусь к бутылке.
— Подожди, — говорит он.
Я немного приподнимаю голову и убираю несколько мокрых прядей с лица. Он возится в душе, а потом закрывает стеклянную дверь, выходя, с бутылочкой Herbal Essence в руке. Я протягиваю руку, выкручивая шею, чтобы не залить всю столешницу.
— Ты создашь здесь цунами, — говорит он, подталкивая меня обратно к раковине.
Мой живот ударяется о край столешницы, и я снова сгибаюсь, теряя поле вида из-за стены волос. Затем я чувствую его руки на своей голове, втирающие шампунь в кожу головы. Оу.
Это приятно.
Его пальцы разминают, бегают вверх-вниз и даже прижимаются к моей шее. Я никогда не думала, что массаж головы может быть таким чертовски приятным.
Я подавляю стон, но звук удовольствия вырывается наружу, как только он закрывает пространство между нами. Его тело прижимается прямо к моей заднице. Мы не занимались ничем, кроме миссионерского секса, с тех пор как он вернулся из реабилитационного центра, и я начинаю параноить, что анал находится в этом черном списке. Я хочу этого. Прямо сейчас, я думаю. Я, наверное, в меньшинстве девушек, которым нравится эта позиция. Но мне нравится теснота. Это другой вид оргазма, и я не могу отрицать, как сильно я хочу, чтобы это произошло.
— Ло, — мой голос звучит хрипло и жалобно.
Он отстраняется от меня, воздух заменяет его тело. Отказ причиняет боль, но я пытаюсь вспомнить, о чём мы говорили на терапии. Мне нужно взять себя в руки.
— Как прошел твой экзамен? — спрашивает Ло, вероятно, пытаясь отвлечь меня.
— Неплохо.
Я ещё не рассказала о том, что Себастьян снабжал меня старыми экзаменами. Не думаю, что Ло волнует, что я наполовину сжульничала, но не думаю, что он одобрит то, что Себастьян внедряет меня в свои интриги. Лучше избежать этого разговора.