— А я хочу тебя голой, но, видимо, не все мы все получаем того, чего хотим.
Она немного смещается, заставляя свои глаза трепетать, но ее руки слабо взлетают в воздух. Я стягиваю футболку, и мой взгляд падает на ее эрегированные соски, умоляющие о моем внимании. Я провожу языком по маленьким бугоркам, и она начинает извиваться на моем члене. Все мое тело воспламеняется, нагреваясь от неоспоримого удовольствия. На этот раз стону я, но мне снова удается остановить её. Мои руки решительно опускаются на её бедра, заставляя её замереть. Пользуясь случаем, я позволяю им скользнуть к её ягодицам и сжать их.
— Если ты еще раз шевельнешься, — говорю я ей. — Я войду в тебя дважды и кончу, и мы на сегодня закончим.
Её рот формирует идеальное «О», и она продолжает качать головой, как будто я объявил апокалипсис.
— Теперь будь хорошей плохой девочкой и не двигайся, пока я тебя трахаю.
Её голова меняет курс и начинает кивать вверх-вниз.
Я не упоминаю, что тоже не могу долго оставаться неподвижным. Все дело в восприятии, и она должна думать, что я могу переждать вечность с членом, крепко зажатым внутри неё.
Поцеловав ее губы в последний раз, я хватаю ее за задницу так крепко, как только могу, и поднимаю бедра вверх. Она издает самый прекрасный звук, как будто я задел тысячу нервов. Я делаю это снова, пульсируя членом вверх и вниз, вверх и вниз. Быстро и медленно. Вверх и вниз. Я ввожу член так глубоко, что она хватается за меня, пытаясь удержаться. Я отпускаю одну руку с ее бедер и кладу ей на голову, приближая ее рот к своему. Мы целуемся и трахаемся, и когда она уже на грани, мне приходится замедлиться, чтобы она не кончила.
Она хнычет, прижимаясь к моему телу, и мое дыхание становится отрывистым, поскольку я стараюсь, чтобы это длилось как можно дольше. Через некоторое время она прижимается губами к моей шее, не имея достаточно энергии, чтобы преодолеть расстояние до моего рта.
— Пожалуйста, — умоляет она, ее голос полон желания. — Пожалуйстапожалуйстапожалуйста.
Она целует мою ключицу, и на этом все заканчивается.
Я беру её бедра в свои руки и начинаю входить в нее так сильно и быстро, что она начинает кричать. Волны наслаждения обрушиваются на нее и перебрасываются на меня. Она хватается за мои волосы, за талию, за руки, за бедра — за всё, что угодно, лишь бы удержаться в вертикальном положении, когда оргазм охватывает её.
Она погружается в мое тело, и я медленно выхожу из нее. Истощение наполняет меня, и я понимаю, что это самое трудное. Я хочу, чтобы она насытилась; я хочу, чтобы одного долгого, грубого секса было достаточно. Однажды, я знаю, мы добьемся этого. Но сегодня не тот день.
Она уже сползает с моего тела и опускается на колени рядом с моей талией. Я смотрю на часы и прикидываю, сколько времени у нас осталось, а потом чувствую, как она берет мой член в свои ладони.
Одной рукой я убираю ее волосы с лица, и она погружает мой член в свой рот. Мое дыхание выравнивается, когда я наблюдаю, как ее язык обхватывает головку и сосёт. Это чертовски горячо. Я закрываю глаза и расслабляюсь от ее движений. Она прикасается к моему члену с идеальной силой, зная все места для посасывания. И проходит совсем немного времени, прежде чем я снова становлюсь твёрдым. Её движения становятся все быстрее и решительнее. Я даже удерживаю ее голову, когда она обхватывает губами мой длинный член. Она поднимает свои оленячьи глаза на меня... и у неё во рту весь мой член. Именно это меня больше всего заводит.
Она снова начинает двигать ртом вверх-вниз, и мне приходится отстранить от неё.
— Но я хочу, чтобы ты кончил мне в рот, — говорит она.
Черт возьми. Она не делает это легко.
— А я хочу кончить в твою киску, — отвечаю я. — Вижу, у нас затруднительное положение. Может, бросим монетку?
— Нет!
Я усмехаюсь.
— Я так и думал.
Я переворачиваю её на спину, и моя рука скользит между ее ног, чувствуя, насколько она мокрая. Я знаю, что она на таблетках, поэтому я не потрудился захватить еще один презерватив. Я хочу наполнить ее своей спермой, оставить себя внутри нее на всю неделю.
Я нависаю над её телом, не сводя с неё глаз. Она смотрит на меня так, словно я единственный мужчина в мире, словно она может остаться здесь, в этой постели, навсегда. У нас есть еще десять минут, и это всё, но я не думаю, что она считает. Если её новый терапевт заставит её воздерживаться, и это последний раз, когда мы можем трахнуться, я сделаю так, чтобы это того стоило. Я заставлю её запомнить каждое движение и каждую деталь.
Я сделаю этот раз незабываемым.
49. Лорен Хэйл
.
За один месяц может произойти многое.
Лили чудом сдала экзамены и все свои предметы, а это значит, что в следующем году она будет учиться в Принстоне как выпускница. Она отстала всего на один семестр. Возможно, к ее успеху приложило руку экстренное репетиторство Коннора.
Лето стало более свирепым, и сейчас, в конце июня, мы все молча молимся о дожде.
Погода — единственное, что я могу предсказать. Я думал, что четырех недель будет достаточно, чтобы разубедить прессу и вернуть нас к полунормальной жизни. Возможно, пресса стала чуть менее прожорливой, но машины по-прежнему стоят у ворот дома, делая снимки каждый раз, когда мы выходим.
Вторники и четверги — самые худшие.
Мы сидим в угловом офисе нью-йоркской высотки, и доктор Оливер Эванс одаривает меня одним из своих запатентованных хмурых взглядов, говорящих ты не должен здесь находиться. Я не доверил Лили посещать нового психотерапевта-мужчину для лечения ее сексуальной зависимости, поэтому, естественно, я пошел с ней на первую встречу.
Теории Оливера о сексуальной зависимости — полная противоположность теориям Эллисон, и наша первая встреча прошла не очень хорошо. Я чуть не ударил парня и сразу ушёл. Но Лили твердо решила успокоить родителей и наладить отношения с семьей. Она хочет вернуться к этим еженедельным встречам, и единственный способ спать по ночам — это сопровождать её.
Поэтому Оливер смотрит на меня так, словно я действую ему на последние психиатрические нервы. Ему сорок с небольшим, у него темно-каштановые волосы и прямоугольные очки, в которых он больше похож на мышь, нежели на умного человека.
— Прошло четыре недели, — напоминаю я ему. — Я думал, мы уже будем друзьями, Оливер.
Он чувствует мой сарказм и что-то черкает в своем блокноте. Это не терапия для пар. Предполагается, что это только для Лили, но он часто пишет, когда я начинаю говорить. Он думает, что это выводит меня из себя, но я просто надеюсь, что у него свело руку.
— Лили, как у тебя дела с воздержанием от секса? Месяц — это достижение для сексуально зависимого человека. Ты должна гордиться.
Она складывает руки на коленях.
— Всё прошло хорошо.
Всё и правда прошло хорошо. Первые пару недель я действительно верил, что мы сможем заставить правило «нет сексу» работать. Но к третьей неделе она стала чертовски нервной. Она не позволяла мне спать рядом с ней, и вздрагивала всякий раз, когда кто-то прикасался к ней — не только я. То, что раньше было воздержанием от секса, превратилось в воздержание от прикосновений. Я чувствовал, как она отстраняется от меня и от всех вокруг. Она перестала выходить из дома и заниматься обычными делами. Поэтому я прервал этот эксперимент, и не потому, что тоже был возбужден.
Я знал, что теряю своего лучшего друга.
Я высказал свои опасения Оливеру, когда она впервые отстранилась от моей руки. Я просто пытался переплести ее пальцы со своими, а она сжалась в комок, словно я был чудовищем под её кроватью. Он сказал мне, что это естественно. Что она возвращается к норме. Не знаю, в какой норме живет этот парень, но обычные люди не вздрагивают, когда держатся за руки. Я же не просил ее подрочить мне.
Так что я заключил сделку с Лили. Она хочет успокоить своих родителей, хорошо. Но мы не будем слушать советы этого мудака.
— Это нормально для такой девиантной, как ты, скучать по сексу.