— Эй, DEX, а ну иди сюда, — приказал Бозгурд. — Поднимайся. — Повернулся к Корделии. — Собственно, он не совсем DEX, боевых программ у него нет. Их не ставили. Обходились базовыми, для физиологии и моторики. Впрочем, и они ему не особо нужны. Он у нас… самостоятельный. Но основа та самая, DEX, шестерка. Он своеобразная квинтэссенция той чертовой партии. Самая устрашающая крайность. Большая удача, что они все в эту крайность не впали.
Киборг или человек, — Корделия не смогла бы ответить с уверенностью, — приблизился, (движения очень человеческие) и застыл в двух шагах от прозрачной перегородки. Босые ступни на гладком металлизированном покрытии. Киборг был одет в джинсы, которые предыдущий владелец или он сам небрежно обрезал тупым ножом до середины голени. Корделия подумала, что ему должно быть холодно стоять на этом блестящем стерильном полу. В боксе не было ни матраса, ни походного коврика, ни даже куска резины, которая могла бы смягчить поверхность под босыми ногами. К джинсам прилагалась не футболка, а рубашка с длинными рукавами, явно не по размеру, рукава длинные и широкие, скрывающие кисти рук почти до кончиков пальцев. Казалось, эту одежду, и укороченные джинсы, и рубашку, нашли впопыхах всего четверть часа назад. «Они, что же, голым его привезли?» подумала Корделия. И взглянула ему в лицо. Он стоял как раз напротив. Не напротив Бозгурда, Анатолия или профессора, а напротив нее. Лицо застывшее, но не той пластиковой неподвижностью, которая отличает киборга. Это было лицо усталого, отчаявшегося человека.
Было в этой неподвижности что-то устрашающе знакомое, пережитое, не то по ночным кошмарам, не то по мало чем отличимым от них воспоминаниям. Она уже видела это застывшее в безысходности лицо. Видела очень близко. Даже разглядывала его, изучала. Это было ее собственное лицо, лицо безымянной женщины в клинике при заштатном космопорте. Лицо женщины, потерявшей память… Женщины, выбравшей глухоту в нарастающей какофонии… Женщины, тащившей за собой капельницу, как загарпуненная рыба тащит рыбачью лодку… Женщины, искавшей какой-то выход. Она должна была куда-то успеть. Потом выход нашелся. Там была узкая дверь, блестящая, из стеклопластика. В ее гладкой поверхности женщина увидела свое отражение. Свое застывшее, помертвевшее лицо, с провалившимися, в синюшной черноте, глазами. Та же неподвижность. Та же пустота внутри. За этим лицом, конечно, есть мышцы и кости, но существуют они формально. В действительности там все выскоблено, обглодано безмолвным страданием.
Корделия смотрела в лицо возникшего перед ней существа, безжалостно вырванного из спасительного полумрака, и видела себя. Это она, опустошенная, обескровленная, выпитая до капли космическим мраком. Киборги не знают этой отрешенности. Их кукольные глаза пусты, но пусты по-другому, как пусты фальшивые бусины, выдаваемые за жемчуг. В фальшивке бездна не отражается, фальшивка не уводит через провалы фиолетовых зрачков к самому дну мироздания, к плоскости, где вселенная избавляется от самого времени. Так отрешенно, потерянно могут смотреть только люди. Живые. Кто перед ней? Человек? Но зачем они показывают ей человека?
— Бозгурд, — резко сказала Корделия, отшатываясь от прозрачной стены, — это что? Шутка? Это же… это же человек…
В ответ Бозгурд криво, но торжествующе усмехнулся.
— Увы, дорогая. Это не человек. Это киборг. — Он шагнул ближе к перегородке. — Эй, DEX, изобрази-ка нам что-нибудь из своих киборгских штучек. Боевой режим. Или глазами красными посверкай. Или… Что там у тебя? Ночное зрение?
Существо за перегородкой, человек или киборг, покосилось на говорящего. Взгляд существа был полон презрения. Злого, отчаянного. «А ты меня заставь!» говорили эти глаза.
— Переход в боевой режим невозможен. Отсутствует необходимое программное обеспечение.
Голос хриплый, усталый, но определенно человеческий.
— Может, — испуганно вмешался Лобин. — Он все может! И в боевой… и ночное зрение, и сканер, и детектор.
— Не подчиняешься, значит, — зловеще протянул Бозгурд. — А если так… Умри!
Корделия вздрогнула. Но человека нельзя убить одним словом. Только тот парень за перегородкой вдруг замер. И… перестал дышать. Он взглянул на Бозгурда с какой-то странной торжествующей горечью. И закрыл глаза. Какое-то время ничего не происходило. Потом он поник, обмяк, колени подогнулись, и узник стал падать, замедленно, как будто воздух изменил свою плотность.
— Найджел! — крикнула Корделия. — Что это?
— Не паникуй, у нас есть три минуты, я слежу за временем. Я всего лишь хочу, чтобы ты убедилась, — невозмутимо ответил Бозгурд. Затем сверился с дорогим увесистым коммом на левом запястье, перевел взгляд на трепещущее тело за перегородкой. — Отмена приказа.
Корделия услышала судорожный вдох. Так вдыхают утопающие, мучительно, со свистом и всхлипом. Воздух прорывается в легкие, принуждая к жизни готовое погрязнуть в удушье тело. Киборг, теперь уже в этом не было сомнений, приподнялся, опираясь на локоть, замер на мгновение, пережидая, возможно, приступ слабости, затем встал, пошатываясь. Глаза угрожающе сверкнули красным, но тут же погасли, вернув тот же бездонный оттенок безысходности. Пламя заместилось едким, смолистым горением ненависти. Он смотрел на главного дексиста с черным, испепеляющим отчаянием. Но тот только усмехнулся.
— Ну вот, так бы сразу. И нечего было упорствовать. — Потом обратился к Корделии. — Убедилась? Это не человек. Это жестянка, возомнившая себя человеком.
— Можно мне с ним поговорить?
Бозгурд изобразил изумление.
— Да о чем с ним говорить? Кукла. Пусть и с гонором. Впрочем, как хочешь.
Корделия приблизилась на шаг к перегородке. Чувствовала, что поступает опрометчиво. Отделяющий киборга от людей пластик, конечно, прочный, но те ролики, которые ей переслали, не оставляли никаких иллюзий относительно возможностей «сорванных» DEX’ов. А этот не только сорван, этот безумен. И безумие это замешано на ненависти и отчаянии. И все же она подошла еще ближе, даже положила руки на перегородку, будто демонстрируя киборгу пустые ладони.
— Тебя зовут Мартин? — спросила она.
В глазах существа что-то изменилось, что-то тяжелое, волной, перекатилось по воспоминаниям.
— Да, — глухо ответил киборг.
— Тебя так родители назвали?
Снова эта тяжелая, невидимая волна, уже со дна сердечного омута, с илом и кровью. Глаза его сверкнули красным. Мимолетно. Как издыхающая лампочка.
— Да.
— А ты их помнишь?
Он дернул плечом и чуть склонил голову. Но глаз не отвел.
— Помню.
— Они любили тебя?
И тут случилось то, что так живописали репортажи о сорванных «шестерках». Киборг сорвался. Он кинулся к перегородке и со всего размаху ударил кулаком в прозрачную стену. Не там, где стояла Корделия, а рядом. Пластик выдержал, хотя на мгновение ей показалось, что стена прогнулась и вот-вот пойдет трещинами.
— Назад! — тут же приказал Бозгурд. — Опять сдохнуть хочешь?
Киборг обернулся к нему. Глаза снова сверкнули красным.
— Давай, хозяин, не медли.
Но следующие слова предназначались уже Корделии. Губы исказила презрительная усмешка.
— Так называемые «родители» меня предали. Люди… всегда предают.
— Но… — начала было Корделия.
Разве ему не сказали, что родители погибли? Почему он называет их предателями? Она заметила на перегородке кровавый отпечаток. Он ударил с такой силой, что разбил себе руку. Но продолжить разговор ей не позволил Бозгурд.
— На место, DEX! Хватит, Корделия, эта жестянка уже пару недель заслуживает утилизации. Выработал свой ресурс. Да все руки не доходят. Пойдем наверх.
Корделия не нашла, что возразить. Она получила доказательства желаемого. Разумные киборги существуют и могут быть неотличимы от людей. А то, что этот вроде как сумасшедший, так ведь первый опытный экземпляр. Лобин выключил в боксе киборга свет. Бозгурд уже вел Корделию к выходу. Но она успела оглянуться и разглядеть застывший силуэт в темной, прозрачной клетке. Вопреки данному приказу он не отошел в свой угол, где сидел, скорчившись, обхватив колени. Остался стоять у перегородки, босой, на холодном, металлизированном полу. Ей показалось, что в знак прощания он приложил к пластику свою разбитую окровавленную ладонь.