— Никак, — с ужасающим хладнокровием ответил Ордынцев. — Если бы ты не вернулась в назначенное время, флэшка вернулась бы на базу. Она ориентируется на исходящий сигнал, неуловимый для сканера. Флэшка возвращается на базу, как пчела в улей. Или голубь — в голубятню. Мы бы просмотрели запись и отправились за…
— … моим трупом. Спасибо, утешил. А база у нее…
— Здесь, — ответила уже Лена и предъявила странный серебристый пентакль с углублением посередине. — Это дешифратор. Когда флэшка возвращается к исходному пункту, она сливает собранную информацию на чип. И подзаряжается.
— Но меня могли запереть в одном из подземных боксов. Или уволочь на корвет Бозгурда.
— Она бы и оттуда выбралась, — ответила Лена, активируя базу через сенсорную панель. — Есть система вентиляции, канализации, сопла двигателей, трещины в обшивке.
По периметру пятиугольника побежали полупрозрачные всполохи. Послышалось неприятное, низкочастотное гудение. К изумлению Корделии одна из подвесок колье зашевелилась и отпала. Форма подвески изменилась, став из продолговатой почти шарообразной, цвет так же сменился с золотистого на бурый. Шарик уверенно скатился с ладони Ордынцева, все еще державшего колье, упруго скакнул, кусочком жвачки повис на комбезе навигатора, пополз вверх, переместился на предплечье и уже оттуда скатился в углубление пятиугольника.
— Нам повезло, что это не моль, — сказал Никита, чье кресло заняла Корделия. Непосредственного участия в заговоре он не принимал, но обвинялся в недоносительстве.
Когда флэшка угнездилась и распустила серебристые лапки, Лена сделала шаг к компьютерному разъему, намереваясь снять информацию с дешифратора.
— Стоп! — решительно приказала Корделия. — Никто не будет это смотреть.
На нее уставились пять пар изумленных, негодующих глаз.
— Вы окажетесь в смертельной опасности, если услышите и увидите хотя бы десятую долю того, что скрыто на этой флэшке. Для Бозгурда вы станете опасными свидетелями. К тому же, если информация, которой владею сейчас только я, где-то всплывет, вы подставите под удар не одну меня, а десятки сотрудников холдинга, их родных и близких.
Послышались негодующих вздохи и возгласы.
— Да, да, я понимаю, вы все не отличаетесь излишней болтливостью, не замечены в погоне за сенсацией, в нечистоплотности помыслов и шпионстве. Я всем вам безусловно доверяю. И ни в коей мере не хочу обвинять или подозревать в предательстве. Но… — Она предостерегающе вытянула руку ладонью вперед, как бы заранее отгораживаясь от налетающих контраргументов, — иногда, чтобы сохранить репутацию, остаться верным себе и своим убеждениям, лучше ничего не знать. Есть избитая истина. Меньше знаешь, крепче спишь. Тайну не обязательно продавать искусному шпиону. Ее можно выдать случайно, без всякого злого умысла, в бреду, в азарте, в порыве ярости, в отчаянии или… на допросе. Можно сколько угодно храбриться и называть себя стойким оловянным солдатиком, но вряд ли кто-то из вас способен устоять против современных методик воздействия, медикаментозных или физических. Вот, спросите Ордынцева. Он знает.
Майор кивнул. Он уже принял доводы Корделии.
— Госпожа Трастамара совершенно права, — добавил Сергей. — Нам всем лучше оставаться в неведении ради собственной, а прежде всего, ее безопасности.
— Я не спорю, что подобный компромат на Бозгурда, а компромат убийственный, может нам со временем пригодиться, — продолжала Корделия. — Пусть информация остается нашим секретным оружием, последним козырем в рукаве. Я даже готова простить вам эту самодеятельность, если в данный момент вы все примите мои условия. Я забираю флэшку и кладу ее в сейф. Нет, Лена, я не позволю сделать копию. Давай сюда вместе с дешифратором.
Навигатор со вздохом протянула тлеющий зеленоватым пламенем пятиугольник.
— А киборга-то покажешь? — вдруг встрял шеф безопасности.
— Точно! — оживился пилот. — В природе-то он существует, кибер этот? Или Бозгурд туфту впарил?
— Существует, — неохотно подтвердила Корделия. — Заперт в подземной лаборатории дома Волкова.
— И он… — заговорил молчавший до сих пор врач, — разумный?
— Увы…
Она испытывала стыдную неловкость. Не то чтобы это непрошеное чувство ей мешало, но было как-то неуютно, изнутри противно, как в далекой юности, когда она, спеша к поджидающему ее таксофлайеру, перешагнула через скулящего у порога щенка. Она слишком торопилась, бежала на престижную конференцию. На ней были новенькие модельные туфельки, очень светлое дорогое платье, накануне купленное в бутике, портфель из дорогущей кожи альфианской ящерицы, а тут этот щенок… Грязный, мокрый… Ну не могла она взять его с собой! Не могла! Она торопилась. Ее ждали очень важные люди, доктора наук, профессора, маститые ученые. Это была одна из первых научных конференций, на которой ей, аспирантке, предстояло изложить собственную теорию. Она успела вовремя, но чувство стыдной неловкости не проходило. Не помогали разумные доводы собственной непричастности, сведения о городском приюте, о вездесущих волонтерах, отслеживающих судьбы бездомных животных, обо всех прочих преимуществах современных городских служб, в чьи обязанности входит забота о покинутых и ненужных. Почему же ей так тошно? Она тогда все-таки вернулась в залитый водой переулок, но щенка уже не было. И она снова себя утешала, уговаривала. Да сколько их по всей Галактике, этих щенков! И не только щенков. Осиротевшие дети, голодающие старики, невинно оболганные узники, похищенные, обращенные в рабство пленники… Вселенная полна несправедливости и страданий. Когда-то эти страдания ограничивались старой Землей, сводя эту всеобщую боль к пульсирующей точке мироздания, но с тех пор, как с началом экспансии человечество размножилось и расселилось, до галактических пределов расползлось и страдание. И ничего с этим не поделаешь. Боль — это атрибут жизни, ее непременное условие. Нет боли, нет жизни.
Что же тогда остается? Безучастно наблюдать, вооружившись этой сентенцией, как респиратором? Корделия вздохнула и недобро взглянула на навигатора.
— Можешь подцепить дешифратор к моему комму? Нет, к корабельному искину не разрешаю. Он по умолчанию сделает копию.
Лена кивнула и с помощью фрисского переходника соединила дешифратор с устройством. В развернувшимся окне сразу появился Бозгурд, вальяжно шествующий по вестибюлю отеля. Изображение было нечетким, дергающимся, временами распадающимся на отдельные пиксели, но позволяющим идентифицировать объект.
— Она не рассчитана на сбор информации в замкнутом пространстве, — виновато пояснила Лена.
— Для наемного убийцы и этого хватит. Перематывай.
Девушка провела пальцем по гладкой полоске на одной из граней пентакля. Образы замелькали с невообразимой быстротой. Довольно долго дергался в пляске Бозгурд. Затем мелькнула толпа таких же судорожно приплясывающих, кривляющихся людей, и вот уже вирт-окно залил холодный голубоватый свет. Из-за угла, забавно переваливаясь, возник толстячок в халате.
— Опаньки! — вдруг подал голос темнокожий врач. — А этот перец откуда? Это же Лобин.
— Да, — подтвердила Корделия, — он самый. Бозгурд его так и представил. Зигмунд Лобин. Он возглавляет лабораторию на Вероне. Тестирует киборгов для клиентов Волкова.
— Он хирург, специализировался по нейрофизиологии. Я с ним познакомился, когда проходил интернатуру в Центральному военном госпитале на Новой Земле.
Лена остановила запись, позволяя всем разглядеть круглое, одутловатое личико завлаба.
— И как он здесь оказался? — поинтересовалась Корделия.
— Да космос его знает! Я тогда недолго в госпитале проработал, — продолжал Ренди, — попросился на Ледяной Пик, на военную базу. Сокурсники мне писали, что Лобина едва не отдали под суд и лишили лицензии на врачебную деятельность.
— Что же он натворил?
— Точно не знаю. Результаты следствия не афишировали. Слышал, что вся администрация госпиталя оказалась замешана, а Лобин — главный исполнитель. Опыты на людях. Операции на мозге с целью достижения определенных поведенческих реакций.