– Понимаешь, тут я устроился тоже менеджером. Мне поначалу понравился начальник. Там работает девчонка, имя у нее такое необычное, Эля. Ну, я как-то зашел к ней. У нее много книг. Знаешь, таким дураком я себя почувствовал, что до сих пор, как вспомню эти мудреные названия, ну, как-то не по себе. – Он остановился, взял апельсин, очистил и разделил пополам, думая как дальше объяснить то, что произошло. И тут он подумал: «А что, собственно, произошло?» – и понял, что застрял.
– Ну, дальше-то что? – спросил Стас. Он весь светился от своего счастья и слушал Владимира рассеянно, повторяя про себя какие-то обрывки фраз из прошлых разговоров с Дашей и пытаясь понять их тайный смысл. Все играло у него на душе, как будто туго натянутые нервы отпустили его, и он блаженствовал, расслабившись после напряженных дней трудной духовной работы.
– Ты понимаешь, – сказал Владимир, – я и сам не знаю, что говорить, но меня угнетает, как будто я попал в ловушку, из которой мне никак не вырваться. Все по порядку. Я был у нее. Ничего такого не было… Ну, ты понимаешь. В общем, попал я в историю. Начальник хочет, чтобы я уговорил эту Элю остаться, а она, так сказал этот Виктор Леонидович, из-за меня увольняется. Ничего не понимаю, но чувствую, что это так. Она мне нравится, и я тоже хочу уволиться. – Владимир задумался.
В этот момент он почувствовал, что Стасу нет никакого дела до его проблем – это он видел по тому, как Стас смотрел в одну точку, и вид у него был отрешенный, как будто он не здесь, в этой комнате, а где-то далеко – и это Владимира оскорбило и он не хотел больше ничего о себе говорить.
– Знаешь, я лучше пойду, – сказал Владимир и опустил голову, как будто прося извинения, что не вовремя начал этот разговор, и увидел, что Стас его не слышит. Тогда он вдруг, ни с того ни с сего подумал, забыв о своем, про себя: «Все у Стаса будет хорошо, но ничего у него не получится. Ее родители не позволят…», – он не додумал фразы, когда услышал:
Ты, кажется, что-то говорил? – Стас как будто извинился за свою рассеянность, а Владимир ему ответил:
– Все у тебя наладится, и вы поженитесь. Ведь этого ты хочешь? – он, говоря эту свою неправду, чувствовал, как ему противно притворяться, но ничего не мог с собой поделать. Что-то удерживало его сказать то, что думал.
– Я, пожалуй, пойду.
– Да что ты, обиделся, что ли? – и он в этот момент, совершенно не понимая своих слов, произнес:
– Не знаю. Я не знаю, как тебе сказать, но мне сейчас так хорошо… – он отвернулся, чувствуя свою полную зависимость от своего счастья и свою полную неспособность понимать что-либо кроме этого.
Владимир почувствовал, что ЗАВИДУЕТ другу, ЗАВИДУЕТ его счастью, и понял, что не может от этого чувства избавиться. Он не знал, как с этим справиться, и не чувствовал ничего кроме раздражения на самого себя за неспособность побороть это непонятно откуда возникающее чувство, чувство нехорошее, но такое естественное и сильное, что он сам себе был неприятен.
«Неужели я ему ЗАВИДУЮ?» – подумал Владимир, и понимал со всей очевидностью, что это так.
Он не мог объяснить себе причину своего плохого настроения и не мог никак освободиться от неприятного ощущения своей зависимости от эмоций, ему до конца непонятных.
Он не вспоминал прошлое, в котором были причины его теперешнего настроения, он не вспоминал, как раньше всегда испытывал то же самое, когда у Стаса что-то получалось лучше, он не знал, что в их дружбе всегда Стас был первым. И даже если бы он в этом себе признался, то все равно однажды испытанная им досада от успехов друга всегда будет лежать между ними как барьер, преодолеть который невозможно будет никогда. Так ему сейчас казалось.
22
–Эля, он позвонил. Ты представляешь себе? Думала, что уже все, и вдруг. Я так и обомлела, – говорила Даша по телефону совершенно не понимая, что случилось, она не понимала в этот момент ничего кроме счастья, что Стас объявился.
Так юность плела свою паутину счастья, в которую хотела запутать юную неопытную душу, не отдающую отчета своим проявлениям, не осознающую ничего кроме счастья, и вообще не понимающую ничего в том, что с ней происходит в этот момент. Паутина опутывала ее всю со всех сторон, так что разум не мог пробиться к ней, подать сигнал о своем существовании. Он ей был не нужен, и если раньше душа с ним советовалась, то сейчас одно воспоминание о нем повергало ее в уныние, счастье поглощало его. Возмущенный разум напрягал все свои силы, чтобы спасти запутывающуюся душу, а она пребывала в блаженстве, не думая о том, что вот-вот и счастье упорхнет и его место займет страдание.
– Кто позвонил? – спросила в недоумении Эля. Она не думала о том, что сейчас происходит у подруги – ее собственные заботы полностью поглощали ее, и она не могла сразу сообразить, что там такое происходит у Даши. Она ведь не знала ничего о том, что произошло.
– Я что, тебе не рассказывала, что Стас…, – и тут Даша остановилась. Она вспомнила, что никому ничего не рассказывала, и сразу же переключилась, чувствуя, что не хочет ни о чем плохом рассказывать сейчас.
– Ну, как твои дела, – спросила для приличия Даша, поняв, что ей трудно в двух словах объяснить свою ситуацию, и совсем не интересуясь проблемами Эли.
– Я ухожу с работы.
– Как? И что ты собираешься делать? – наивно спросила Даша, забыв напрочь, что обещала помочь Эле, не понимая, что она обижает подругу, забыв об ее просьбе.
Эля не ожидала ничего другого. Она спокойно еще раз объяснила, что у нее случилось, не думая о том, поймет ее Даша или нет. Она думала о Владимире, ощущая, что с мыслями о нем к ней приходит новое ощущение жизни и открываются перспективы до того ей неизвестные. Это было предощущением перемен, еле уловимое и странным образом влияющее на общее настроение, в последнее время, так угнетавшее Элю.
Даша что-то говорила о Стасе, о себе, и это было уже не так уверенно, а как-то по-другому. В ее рассказе не чувствовалось жизни, было что-то искусственное, потому что она скрывала, что Стас не «начальник».
От этого было чувство неприятное, как будто она обманывает. И это было так, но сказать правду у нее не было сил, как будто кто-то тормозил, и она заученно повторяла про свадьбу, про кольца, но в этих словах не было радости для нее – они были для нее пустыми названиями непонятно чего, и от этого Даше было неловко, стыдно чего-то и, она быстро попрощавшись, повесила трубку.
После разговора с Дашей, у Эли возникло странное ощущение какой-то неудовлетворенности. То ли она не хочет помочь, и поэтому так быстро прекратила разговор. Но на этот раз у Эли не возникло чувства ЗАВИСТИ, как раньше, и это было ей приятно, потому, что она понимала, что в ее собственной жизни произошли перемены.
Но не внешние, а другие, более серьезные – она хотела изменить свою жизнь. Случилось что-то важное, и она никак для себя не называла то, что произошло. Эля была полна новыми впечатлениями, которые рождались у нее в душе от этого нового, вдруг вошедшего в ее жизнь, и это новое было предощущением зарождающейся любви. И это удивительным и естественным образом связывалось с Владимиром, с которым она буквально была едва знакома.
23 19.5.12
Виктор Леонидович находился в неопределенном настроении, когда не знаешь, что надо делать, какие шаги предпринимать. То, что Эля ему сообщила, расстраивало все его планы будущей жизни. Ломался каркас его искусственного существования, где все подчинялось одному, погоне за деньгами, и вдруг он почувствовал, что он не свободный человек, каким себя считал, а связанный по рукам и ногам раб, который тянет лямку жизни не получая от нее никакого удовольствия.