Он чувствовал, что его мужская сила стала слабее, когда он снял костюм «начальника», воображением ему надетый, и он оказывался голым королем перед мечтами Даши, которая должна была его в таком качестве воспринимать всерьез.
Капитолина Ивановна все чаще задавала вопросы Даше, которая, как могла, уходила в сторону. В воскресенье с утра отец поехал на дачу, а Капитолина Ивановна осталась дома и не выходила из комнаты. Даша забеспокоилась и постучала.
– Мама, иди завтракать. Я гренки пожарила.
Даша переворачивала деревянной лопаткой румяные куски бекона, потом поставила на стол чашки. Капитолина Ивановна пришла и села напротив.
– Ну что ты тут настряпала?
Она посмотрела на красиво уложенные горкой гренки и была довольна, что дочь у нее такая хозяйственная. Это подтверждала улыбка на ее спокойном лице.
– Молодец. Я в твои годы жила одна, когда меня направили по распределению, и жила в избе и печку сама топила. А зимой! Как вспомню мороз в тридцать градусов, и в школе ребята в пальто, – диву даюсь, откуда силы были все это переносить.
Она остановилась, вспомнила свою юность, и чувство радости за дочь, что ей-то не придется воду носить из колодца в мороз, что сидят они в просторной кухне, и тепло и уютно в их квартире, и что жених у Даши уже есть. Она взяла гренку, в то время как Даша наливала ей чай в темно-синюю чашку с золотым ободком.
– Да мама. Вы были другие - выносливые, что ли, – заметила Даша, думая о том, что в последнее свидание они со Стасом как-то неопределенно расстались.
И вообще, в последнее время неспокойно как-то на душе - то ли погода, то ли что другое, – и при мысли об этом «другом» Даше было как-то неприятно думать о том, что Стас простой менеджер. Она толком не знала, кто он, но решила, что словом менеджер, таким иностранным, она скрашивает реальность, которая ее очень мучила
. Она знала, что при слове «рабочий» ей становится не по себе. И Стас не произносил это такое ужасное слово, он боялся себя так называть, не желая оскорблять чувства Даши грубым словом.
– Ну, что твой Стас? – неожиданно и не вовремя спросила Капитолина Ивановна в то время, когда Даша думала про эту неудобную ситуацию с «начальником», зная , что близость со Стасом не приносит ей того удовольствия, которое она испытывала раньше.
– Ничего, – сжав губы, тихо сказала Даша, и Капитолина Ивановна по лицу дочери поняла, что случилось что-то.
– Вы что, поссорились? – не унималась Капитолина Ивановна, услышав в этом «ничего» приговор чему-то. И тут Дашу как прорвало.
– И вообще, мама, что ты хочешь услышать? Когда свадьба? – при этих словах у Даши на глазах появились слезы. Она не знала, что они уже давно хотели появиться, но случай не представлялся.
– Не будет свадьбы, – Даша всхлипывала, утирая рукавом слезы, чувствуя их соль на губах. Она глотала их, а они все текли тихо, а плечи вздрагивали при этом непроизвольно, как бы помогая, справится с горем.
Даша встала из-за стола. Капитолина Ивановна замерла в неопределенной позе, не зная, что делать, что сказать.
– Постой, вы что, расстались?
Наконец она поняла, что случилось самое страшное, чего она боялась больше всего - свадьба расстраивается, когда она уже всех обзвонила предварительно, считая, что все в порядке. Тут она подосадовала на себя за свою болтливость. Ей было стыдно перед знакомыми и родными. В первый момент она не думала о Даше, она думала о том, что скажут ее знакомые и друзья, и как она должна будет все это им объяснять.
– Нет, не понимаю. Как же теперь. Все уже готовятся, – сказала не к месту Капитолина Ивановна, не думая, что говорит.
– Неужели ты не понимаешь, что все, все… – Даша заплаканная стояла перед ней и вдруг выпалила:
– Никакой он не начальник, он рабочий, – и, рыдая, выбежала из комнаты.
Тут Капитолину Ивановну как будто стукнули чем-то тяжелым по голове, и она тихо опустилась в кресло - голова ее склонилась на бок. Дальше она ничего не помнила.
Когда Даша вернулась на кухню, она увидела, что мама сидит в неестественной позе с закрытыми глазами. Все ее тело склонилось на бок, и она не дышит.
– Мама, мама, – Даша бросилась к матери и стала ее трясти, а та как будто не подавала признаков жизни.
Через пятнадцать минут приехала неотложка, и маму увезли в больницу. Десять дней она была между жизнью и смертью. Все это время Даша не выходила из больницы. Когда нужно было отлучиться, приглашали сиделку, а потом Даша возвращалась и делала все, что необходимо.
Она мучилась оттого что она причина такого положения, не понимая, что болезнь давно подстерегала Капитолину Ивановну, и не случись все сейчас и так, это произошло бы обязательно при других обстоятельствах, но когда случается такое, кажется, что только ты во всем виноват.
Капитолина Ивановна переживала за Дашу, несмотря на то, что та ничего не говорила. Она чувствовала неладное и принимала лекарства, но сердце болело, и вот случилось…
Удивительно, но болезнь мамы сблизила Дашу и Стаса, который не отходил от Даши, провожал ее и все время был рядом. Даша понимала, что его поддержка, спасает ее от отчаяния, и была ему за это благодарна. На какое-то время близость их прекратилась, а, возобновившись, вспыхнула с прежней интенсивностью и яркостью переживаний. Любовь вернулась, и это помогало Даше переносить горе, случившееся с Капитолиной Ивановной.21.112
29
Сергей Владимирович не знал о причинах случившегося. Он не присутствовал при разговоре Даши с мамой и не мог предполагать, что послужило толчком к такому повороту дел. Он, как и все нормальные люди, не вникал подробно во все жизненные обстоятельства происходящего, а Даша не осмеливалась ему сказать о содержании разговора, боясь, что и его это может подкосить. Она оберегала свою тайну, смирившись с ней и принимая Стаса таким, каков он есть на самом деле. Она также не напоминала о нем при выздоравливающей матери, а та как будто забыла об этом – до такой степени она была слаба, и естественным образом память охраняла ее от неприятных прошлых впечатлений. Капитолина Ивановна иногда напрягалась, пытаясь вспомнить события последнего времени, и что-то она обсуждала, но никак не касалась в разговоре свадьбы дочери, и после общения с ней однажды Сергей Владимирович спросил Дашу напрямую:
– Я не понимаю, почему мама не говорит о твоей свадьбе. Ты что-то от меня скрываешь? – спросил Сергей Владимирович, и Даша, как ни в чем, ни бывало, ответила:
– Все нормально, но ведь мама болеет. Какие тут свадьбы. Не будем спешить.
Инстинктивно она чувствовала, что не готова к серьезному разговору, и боялась врать, и не хотела она сейчас себе портить настроение, понимая, что неминуемо выйдет неприятный разговор. И она решила для себя, пока мама сама не заговорит на эту тему, ничего не рассказывать отцу. Она это делала не для себя - она охраняла здоровье мамы, неуверенная в реакции отца.
Она иногда сама с собой рассуждала - ее родители люди тоже простые, и то, что их предки занимались крестьянским трудом, и дало им возможность при новой власти занимать определенное положение, но по своей сути они крестьяне, и что может их отличать от Стаса, у которого тоже крестьянские корни?
Но ее родители, они-то уже себя считали другими, но какими? – задавала себе вопрос Даша, – и ответа на вопрос не было, а тот какой мог быть, закрывал ей возможность выбрать себе в мужья простого человека, каким был Стас. Небольшим утешением было то, что он собирался учиться, поступать в институт. Когда это будет?
А сейчас шел разговор о свадьбе, о знакомстве его с друзьями и родственниками со стороны Даши, а там уже было известно, что он начальник. И сейчас она завидовала Эле, у которой не было таких проблем по той простой причине, что жила она одна, и над ней не висели, как дамоклов меч, понятия о круге друзей родителей, куда не могли попасть просто так с улицы люди не принадлежащие к нему.