Даша села на диван, никакие мысли не шли в голову. Она устала, пожалуй, впервые за много лет, устала от мыслей простых, реальных, жизненных, и быт со всей его неприглядностью каждого дня встал во всем своем ничтожном величии перед мечтами о свободной счастливой жизни.
Она вспомнила, что надо идти в магазин, и стала собираться. Тут зазвонил телефон.
– Это я. Ты что делаешь?
– Собираюсь в магазин.
– Давай я заеду за тобой, – голос Стаса спокойный и уверенный подействовал на Дашу.
– Хорошо. Я жду.
Она сняла пальто. В комнате был ужасный беспорядок. Она еще не успела прибраться, и взяла пылесос и начала уборку. Когда она заканчивала укладывать подушки на диван, посмотрела на часы и удивилась, – прошло полтора часа, а Стаса все не было.
Страшная мысль промелькнула у нее – не случилось ли чего-нибудь. Она набрала номер его телефона, никто не отвечал. Она подошла к окну и в этот момент она как будто услышала голос мамы, которая ее позвала.
Когда она вошла в комнату, то увидела, что та как-то странно лежала – голова откинулась на подушку, а правая рука свисает, и вдруг что-то кольнуло Дашу – она бросилась к маме, и когда взяла ее руку, поняла, что она мертва.
Она стала ее тормошить, и методично качающаяся голова убеждала ее в том, что она не ошиблась. Тогда она, не, понимая, что с ней, вдруг в каком-то испуге отошла медленно к двери и бросилась к телефону.
Скорая приехала, подтвердила смерть. «Мамы нет», – при этой мысли Дашу стало трясти, она всхлипывала, глотая слезы. Когда в комнату вошел отец, Даша посмотрела на него – на его спокойном всегда лице было страдание – его было не узнать.
Даша вышла из комнаты и машинально подошла к шкафу. Она его открыла - села на пол, обхватив голову руками. Это не были конкретные мысли о маме, это было другое, связанное с самой Дашей.
Она плакала от жалости к чему-то. К чему? Да, так ей казалось, но на самом деле она плакала о своей жизни с мамой, она страдала оттого, что никогда больше не встретится с мамой, которая ушла навсегда, она плакала, и это происходило независимо от нее
Ее детство закончилось. Будет что-то другое, и ничего не хотелось. Хотелось все вернуть, но от сознания невозможности, от понимания, что ты не в силах изменить что-то, боль сжимала ей горло и она рыдала тихо, почти безмолвно, и это страдание ее забирало всю, до конца. И тут мысль о ребенке промелькнула, и кто-то независимо от нее прекратил рыдания, и она стала дышать ровно и спокойно.
Она встала, увидела мамино сиреневого цвета платье из шелка. И опять что-то больно кольнуло в сердце, потом она увидела бордовый костюм, и мысли ее ушли в сторону, и она вспомнила, как в этом костюме мама с ней ходила гулять, и она со стороны любовалась ее стройной фигурой и аккуратно уложенными волосами.
И опять боль подкралась к сердцу. Даша заплакала, и это не был простой плач. Это плакала душа почти без слез, и постоянная боль забирала все душевные силы.
Похоронами занимались отец и его брат, так что Даша со Стасом, который искренне ей сочувствовал, помогали, чем могли, и казалось, что, может быть, эти трагические перемены изменят ситуацию.
Так часто случается, что горе приносит потом, через какое-то время, радость и ты не осознаешь, что, таким образом, жестоким, жизнь корректирует складывающиеся ситуации.
34 -22.5.12.
Разнообразие поворотов судьбы мы не можем предвидеть и идем по раз заданному пути, который непонятным образом корректируется, не задумываемся о значении слов, брошенных случайно, и это потом всегда будет в воспоминаниях отзываться болью невозможности забыть их, стереть из памяти.
Если бы кто-то останавливал нас в наших случайных проявлениях! Только углубляясь в себя, погружаясь в мысли о высоком, можно избежать многих глупостей, а они активны и сплоченны в своем желании вмешиваться в жизнь, происходящую независимо от ничего. Что движет этим? Где пружины этого? Необдуманные поступки и создают все разнообразие и запутанность жизни.
Эти мысли скрывались у Даши за одним словом – «Почему?», мучившим ее все это время, после обнаружения обмана, но, это случилось – симпатия превратилась в любовь сильную, естественную и неподдающуюся никакому объяснению. Затмение нашло, а сложности жизни в будущем уже ждут своего часа, чтобы наброситься на неопытную, смело идущую за страстями душу.
А сейчас реальность во всем разнообразии требует к себе внимания, настойчиво заставляя делать неверные шаги, – так приближая неопытность к мудрости.
Горе потерь постепенно отступало - жизнь медленно делала свое дело. Все случилось. И переезд Стаса к Даше, и разговор с отцом о Стасе, который прошел на фоне печали очень спокойно. Даша с удивлением для себя начинала понимать, что все поверхностное и наносное уходит. Она осталась с отцом, умным человеком – он сразу понял проблему дочери.
Уж кто-кто, а он помнил свои сложности, и как трудно было выходить в люди. Он не потерял способности понимать проблемы других, тем более, что Даша сообщила о своем положении, и он смог принять Стаса, простого человека. Он почувствовал, что этот юноша любит Дашу, и закончил разговор словами: «Я рассчитываю, что она будет счастлива с тобой».
Это происходило с глазу на глаз. Стас настоял на этом, и сам объяснил все, не беспокоя Дашу. Он улучил момент и обратился к Сергею Владимировичу:
– Я давно хотел сказать вам, что тут, ну, как бы это вам объяснить…
– Что такое? Говори, я слушаю.
– Ну, в общем, я не тот, – Стас с большим трудом подбирал слова. Он так волновался, что не мог найти нужного слова. – Я не тот, который… – он засмущался.
– Интересно, – Сергей Владимирович пристально смотрел на Стаса и как будто догадывался, о чем тот хочет говорить.
– Ну, не бойся. Я же не кусаюсь, – перешел он на шутливый тон.
– Ну, я работаю простым курьером, и никакой я не крутой, – тут Стас почувствовал облегчение, однако что-то заставило его сказать: – Но я добьюсь всего, ведь мне еще лет-то. Вы же знаете, как это начинать? Он смутился, чувствуя, что его тон озадачил Сергея Владимировича, который только и смог сказать:
– Ладно. Лишь бы Даша была счастлива. Ты ее береги. А свадьба когда? Надо поспешить. Ты понимаешь?
Стас от неожиданности предложения не знал, что говорить.
– Это как скажете. Хоть завтра. Денег я подкопил. – Он не знал, что еще говорят в таких случаях.
– Ты не хорохорься. Деньги побереги. Я все сделаю, что нужно, – и тут он вспомнил о смерти Капитолины Ивановны.
– Я вот что думаю. Сделаем все тихо и скромно. Ты понимаешь?
– Понимаю.
– А уж когда время пройдет, тогда посмотрим. Что-нибудь придумаем.
Когда Стас рассказал Даше об этом разговоре, она почувствовала такое облегчение, как будто гора у нее с плеч свалилась. Она была благодарна Стасу, что он это сделал сам. Она чувствовала, что не ошиблась, считая, что он сможет ее защитить в серьезных ситуациях.
– А что ты думаешь про свадьбу? – Стас уже кое-что обдумал, но считал, что Даша сама все должна решать.
– Давай просто распишемся. Вот и все. И без всяких гостей. Да я себя и чувствую неважно.
– Хорошо. Я тоже думаю, что лучше всего так просто расписаться, но машину и шампанское – это обязательно.
– Это как ты хочешь. Мне ничего этого сейчас не нужно. Дома обед, и все.
– Тогда завтра подадим заявление. Я не знаю, какие там сейчас сроки.
– Я попрошу отца. У него есть кто-то в загсе.
На этом разговор закончился. Стас подошел и обнял Дашу.