– Завтра же пойду оформляться, – заявил он Эле, она еще ничего не знала об этих его планах.
– Куда? – спросила она неуверенно. – А что ты будешь охранять?
– Кажется, какой-то офис, но я толком не понял.
На этом разговор прекратился, но Эля чувствовала себя неуверенно – что-то в словах Владимира ее не устраивало. Она почувствовала, что все еще очень неопределенно. Она внимательно посмотрела на Владимира, и ему стало не по себе под ее пристальным взглядом.
– Ну, чего ты боишься? Не пропадем, – сказал он и приблизил к ней свое лицо. Оба погрузились в другую реальность, которая давала радость и ни с чем несравнимое блаженство. Эти мгновения повторялись с периодичностью, а минуты отдыха давались, чтобы новые силы сделали бросок к счастью их переполнявшему.
Подробности близости не запоминаются – остается ощущение волнообразного удовольствия, которое воображение повторяет бесконечно. Слова ничего не значат, кроме того, что в данный момент кому-то хорошо, и они всплывают из памяти потом исключительно ради продолжения удовольствия.
Удивительным образом они потом вспоминаются, чтобы творить реальность, и кажется, что можно потом этими словами поддерживать любовь, а она постепенно проходит.
Это случается не сразу, и только утонченность может из этих воспоминаний плести дальше кружево любви и прятаться в него от повседневности и обыденности.
Эля умела закутаться в пелену любви и там культивировать ее, доводя до бесконечности. Эта ее особенность, о существовании которой знала только она, давала ей огромное преимущество - так она ограждалась от мелких, неинтересных впечатлений
Она погружалась в любовь, как в океан, который в любую минуту готов ее поглотить, – и такое состояние небезопасно для души, которой нужен был иногда отдых. Ежедневные впечатления от жизни ускользают, и запоминается только то, что не мешает любви.
Странным образом любовь Эли уживалась с пониманием того, что Владимир не тот человек, и это подтверждало, что любовь не спасает от одиночества - долго жить вместе можно, когда любовь, однажды возникшая, становится необходимостью и переходит к спокойному и приятному пребыванию рядом.
Через все эти испытания проходили Эля и Владимир, наслаждаясь мгновениями счастья, им предоставленными жизнью.
36
Договорились через три дня поехать в салон, где и приобрели темно-серую иномарку, не самую дорогую, не самую дешевую.
Эля водила машину давно и не по-женски уверенно. Когда Владимир сидел рядом с ней, он чувствовал себя спокойно. Первая поездка за город была удачной. На шоссе не было пробок, погода для прогулок была самая подходящая, и они пошли по берегу залива, босиком по мягкому песку - сосны слегка шевелили верхушками, уходящими в небо, думая, о своем, о вечном.
Владимиру пришла в голову неожиданная идея, и они решили зайти в ресторанчик - за одним из столиков увидели Стаса и Дашу, которые вырвались впервые за последнее время за город. Удивлению всех не было конца.
– Куда ты провалился.
– Никуда. Вот поженились.
– Я жду ребенка.
– А я ушла с работы, и с Владимиром вместе…
– Фантастика.
– Надо же.
– А что не похвасталась, что вышла…
– Замоталась. Маму похоронили.
– Прими наши соболезнования…
После некоторого молчания разговор возобновился, и весь остаток вечера прошел в рассказах обо всем и ни о чем – вспоминали прошлое и случившееся за время их разных жизней.
Когда вернулись в город, все переживали эту неожиданную встречу, и то, что двое друзей связаны с двумя подругами - это удивляло. Таковы повороты судьбы!
Когда Эля осталась с Владимиром, она призналась, что не такой встречи она ждала, оказалось у Даши все более просто, чем она себе это представляла.
– Я-то думала, она за крутого вышла.
Владимир молча слушал Элю и думал о своем, вспоминая всю эту интригу с «крутизной и актерством» Стаса и не зная, рассказывать ему Эле об этом или нет. Почему-то не хотелось в таком свете представлять друга, и его благородство не позволило ему злословить за спиной Стаса, его друга детства, каким его считал Владимир.
В это же самое время у Стаса возникла ЗАВИСТЬ к Владимиру, когда он увидел их новенькую машину, и он то не стеснялся в выражениях, когда рассказывал Даше о Владимире.
– Прямо из грязи да в князи. Не ожидал, что …
Даша его перебила:
– Ты просто, ему Завидуешь, что у него такая машина.
– Да, не Завидую, я ему. Ты не знаешь, из какой он семьи. Перебивался всю жизнь с хлеба на квас.
– Нет, Завидуешь. Да что, у него, за семья такая?
– Ну, мать у него где-то на заводе инженером, – насупился Стас, понимая, что запутывается.
– Вот видишь. Значит семья культурная, раз мать инженером работает. Точно! Ты ему Завидуешь, – сказала Даша, немного улыбаясь тому, как она ловко загоняет Стаса с его снобизмом в угол.
– Да что там особенного такого, подумаешь, мать инженер, а он сам, как был… – тут Даша его опять перебила:
– Тебе не стыдно так про друга. На себя посмотри… – Она почувствовала, что проговорилась, и замолчала, не желая продолжать в таком тоне.
– Что я? Что я? – завелся Стас. – Я не крутой, да? – Он нервничал.
– Да успокойся ты. Я это так. – Даша чувствовала, что ситуация напрягается.
– Да я, если захочу, так… – Стас окончательно потерял контроль над собой, – я всех переплюну. Мне бы только на ноги встать… – Он понимал, что ему не «встать на ноги», а так хочется.
Он понимал, что не может в своей жизни сейчас ничего изменить, и ему стало обидно, что вот у Владимира, которого он считал глупее себя, все налаживается, а он на своей старой девятке отстал, а догнать, сил нет.
Ему не было стыдно, что Даша его одергивает. Мысль о том, что какой-то там Владимир сейчас живет, как казалось Стасу, кум королю и сват министру, и в его спокойствии чувствовалась уверенность, и это еще больше раздражало Стаса, который не мог никак успокоиться, как это такое случилось, что он вдруг, Завидует.
Завидует чему-то, но толком не знает чему, и это так сильно, что черты его лица меняются, становятся какими-то неопределенными сначала. Потом на лице устанавливается выражение напряженности, переходящее постепенно в озлобленность, и весь он изнутри напряжен, и это раздражает его нервы, и он срывается по пустякам сразу, и всякая мелочь вызывает сильную отрицательную эмоцию, и он с этим ничего не может поделать.
Так из доброго и открытого Стаса вылезает его другое, жесткое, грубое и оно вызывается ЗАВИСТЬЮ, отравляющей существование чувством непреодолимого недовольства собой. Стас как будто становится меньше, он сжимается – и болью в сердце отдается воспоминание об этой последней встрече.
Даша делает вид, что не замечает этого, но ей неприятно думать, что Стас - Завидует. Она понимает, что ничем не может помочь ему, и мучается от этого неопределенного чувства, которое постоянно переходит в раздражение на кого-то.
Так два человека выбиты из колеи фантазиями по поводу людей, о жизни которых судят по каким-то внешним признакам «богатства». Жизнь идет медленно, двигая людьми, как фигурами, запрограммированными на конкретные проблемы, – они заполняют все жизненное пространство, но, когда, вдруг, такой человек сталкивается с чем-то ему желанным и это ему недоступно, сначала возникает вопрос к себе - а могу ли я это иметь? И когда приходит отрицательный ответ, сразу на его месте появляется ЗАВИСТЬ и начинает свое черное дело, не давая покоя ни днем, ни ночью.
37