Да, - ответил спокойно он.
Тогда она отскочила от него, как будто ее ужалила змея, и влепила ему пощечину. Он вскочил, и между ними завязалась потасовка, но на этот раз Стас разъярившись, вцепился ей в волосы и повалил на кровать.
Она этого хотела. Он разорвал халат и впился в ее тело, не помня себя, и насильно овладел ею, отчего она испытала то наслаждение, которое теперь единственно могло ее удовлетворить.
Она ждала насилия, и оно случилось. Стас как безумный впивался в нее, проникая каждый раз так глубоко, что она буквально умирала от этой грубости.
Стасу казалось, что он мстит ей за все, что она для него сделала, лишив воли и свободы, превратив в покорного раба, как ему казалось, а она счастлива была от его необузданной грубой силы.
Такого мужчины у нее давно не было, и Стас не знал, что и сейчас она им владеет, делая то, что ей нравится, а не он. Он не знал, что теперь она нашла ключ к его вялой и инертной натуре, которая по виду сопротивляется, а в реальности выполняет то, что от нее хотят.
Происходил взаимный обман, и двое, доводя друг друга до исступления, не понимали до конца, кто с кем и за что борется. Секс, борьба и месть одновременно производили ошеломляющий эффект страсти, замешанной на насилии и подавлении.
Наутро, уставшие, они сидели, и сил не было что-то обсуждать – так эта ночь их измотала, измучив и удовлетворив неиссякаемую жажду удовольствий. За всю свою недолгую жизнь Стас не испытывал большего наслаждения и ненависти. Любовь-ненависть превратила спокойного и уравновешенного Стаса в зверя – час его пробуждения настал.
Так мальчик на побегушках превращался в мужчину, который может доставлять особенное наслаждение, и он не знал, что таким образом избавляется от ЗАВИСТИ к свободе Мэгги, от ЗАВИСТИ к недосягаемому и недоступному. Новый секс придавал ему ту уверенность, которая необходима в борьбе за свое достоинство и свободу. Он теперь только начинал понимать, что значит быть мужчиной свободным, и это никак не было связано с любовью, а связано было с силой.
Глава 47
Даша вся была погружена в заботы женщины-матери, но постепенно она возвращалась к своим привычкам интереса к чему-то другому. Она вынимала из книжного шкафа первую попавшуюся книгу и погружалась в нее в то время, когда ребенок спал.
Она радостно возвращалась в старый мир через тексты, как будто забытые и навсегда ушедшие в прошлое, и это ярким светом озаряло будничность и приземленность ее жизни, – и теперь она представляла свою прошлую жизнь как что-то очень для нее важное и любимое
. И в тоже время она была теперь другой по отношению к этой ее прошлой жизни, и поэтому ощущения от нее были одновременно и знакомыми, и новыми. У Даши появилась уверенность и сознание того, что она делает что должно. Но ощущение, что ей не хватает счастья, иногда опускало ее с небес на землю, и все тогда окрашивалось в другие тона, и душа начинала страдать, и только заботы о ребенке были ее утешением в этом замкнутом пространстве ее существования.
Хождение по поликлиникам и хлопоты, связанные с бесконечными простудами малыша отнимали много сил, но все равно в ней их было больше, чем этого требовала ее жизнь, и они, неизрасходованные, как будто отдыхали, а на самом деле начинали ее изнутри разъедать, и это превращалось постепенно в неудовлетворенность.
Эти силы требовали реализации, а применения себе не находили. Это топтание на месте превращалось для Даши в настоящую пытку, когда вечером она ложилась в постель и мысли о чем-то несбыточном окружали ее со всех сторон, и она засыпала тревожным сном, всякую минуту готовая проснуться, чтобы подойти к кровати ребенка, мирно спящего в своих детских грезах.
Раннее утро поднимало ее каждый день, и она делала необходимое: кормление, сборы на прогулку, опять кормление, вечернее купание, – и так, как заведенная, Даша одиноко жила с ребенком, общаясь с ним на самом таинственном языке, который не слышен, но ощущаем каждой клеточкой двух людей, большого и маленького.
Это формировало будущего человека каждую секунду. А он, этот маленький человек, жил своей жизнью, взрослея и приобретая навыки общения с окружающим его, которое было питательной средой для его воображения, и, как сквозь сон, потом эти первые впечатления неожиданно будут появляться из памяти, которая интенсивно работала с момента, когда первый вздох наполнил легкие воздухом.
Это было жизнью, независимой от материнского организма, который весь был нацелен на охрану этой новой жизни от внешних опасностей, а они все равно появляются, и нет никаких барьеров от них защищающих. Об этом обо всем не знают ни мать, ни ребенок, а живут рядом, связанные крепкой нитью естественной зависимости.
И вот последний звонок Стаса, который задает простые вопросы о жизни, о здоровье. Что это? Возвращение или его робкая попытка узнать о прошлой жизни, которая неожиданно его поманила? Не знает никто. Знала бы Даша, с какой яростью он мстил за свою неудачную жизнь, за свою лень и зависимость, и никто ему в этом не может помочь.
Даша в первый момент не поняла, кто звонит - так изменился его голос, а интонация и вовсе стала неузнаваемой. Жизнь делала свою работу, делала незаметно, и однажды плоды этого обнаруживались новым выражением лица, новой интонацией, – так из робкого и приземленного жизнью человека формировался мужчина, уверенно и смело идущий по жизни.
Внешние впечатления нас обманывают, и мы за них цепляемся, передавая сигнал дальше, и он запечатлевается в душе, пробуждая новые ощущения. Иллюзии влюбленностей – это высшее счастье, предоставляемое в бессрочное пользование, и невозможно ими наслаждаться в полную силу, пока не происходит реального соединения жизней и рождения новой.
Это бывает окончанием того безмятежного счастья ожидания появления новой жизни, и сразу это счастье уступает место другому, более трудному, с тревогой и беспокойством, неуверенностью и постоянными заботами.
Так происходит отчуждение и расставание, поиски другого счастья где-то рядом, но не здесь. Прежнего нет и нового нет – в таком состоянии была Даша, когда звонок Стаса пробудил ее душу, а на ее глубинах тихо тлел огонь их первых отношений, и уверенная интонация Стаса вдохнула в него жизнь, и он стал медленно разгораться.
Для поддержания его, нужно было присутствие другого, но как только Даша осталась одна, этот огонь стал изнутри ее пожирать, и она усилием старалась его потушить. Это превращалось для нее в жестокое страдание, с которым она с трудом справлялась, а оно росло по мере того, как огонь разгорался, подогревая эмоции.
А ребенок требовал внимания, и, не взирая ни на что, необходимо им заниматься, двигаться, и такая жизнь стала для Даши настоящим испытанием. Когда ей стало совсем плохо, она набрала телефон Стаса и услышала, что он там не живет.
Она быстро повесила трубку и не понимала, где она может его найти, и тут ей пришло на ум, что, возможно, Эля что-то знает о нем. Не оставалось ничего, как ждать, и тогда Даша села на диван и задумалась: «Нет, так жить нельзя. Надо идти на работу, не важно куда. Надо, но куда?»
Она взяла газету и стала читать объявления. Везде требовалось высшее образование, и тогда она нашла телефон деканата. Ей нужно было защитить диплом, но сначала нужно было восстановиться в университете.
Глава 48
Через год она получила диплом, и ее жизнь стала совсем другой. Даша это чувствовала и делала то, что требовалось, и не было ни секунды, чтобы она оставалась со своими мыслями.
Даша решила работать. К ребенку пригласили женщину средних лет. На вид ей было лет сорок-сорок пять, но она уже была на пенсии, и, как выяснилось потом, детей у нее не было, но это не сделало ее озлобленной. Напротив, она с удовольствием нанималась в семьи и называла себя не няней, а бэбиситером.