В статье соперничество справедливо рассматривается как нечто, сильно отличающееся от зависти. Тот, кто соперничает, кто стремится достичь того, чего достиг другой, несвоекорыстен и беззлобен, а также не исполнен ненависти. Соперничество требует соперника, конкурента, но он не обязательно считается врагом. Он может даже быть другом, чей пример стимулирует наши собственные способности и таланты. Поведение, в котором проявляется соперничество, можно наблюдать у многих животных, а также в простых играх маленьких детей.
Статья проводит грань между честолюбием и соперничеством. Хотя честолюбие может быть похвальным, оно может также деградировать и стать жестокосердием, которое в итоге приведет к очень похожим на те, которые использует завистливый человек, методам причинения ущерба сопернику. Соперничество может превратиться в зависть, например, когда незадолго до финиша бегун понимает, что он не сможет обогнать победителя, и пытается подставить ему ножку. В статье приводится цитата из проповеди Джозефа Батлера (Проповедь 1, прим. 20), в которой сформулировано это различие:
«Соперничество – это просто желание равенства и надежда на равенство с другими, с которыми мы себя сравниваем, или желание превосходства и надежда на превосходство над ними….Желать достижения этого равенства или превосходства конкретными способами, которые низводят других на наш уровень или ниже его, по моему мнению, является отличительной чертой зависти»[7].
Джон Гей (1669–1745), философ и преподаватель Сидней-Сассекс колледжа в Кембридже, в своем исследовании фундаментальных принципов добродетели и морали блистательно анализирует феномен зависти[8]. Он рассматривает зависть как дьявольскую страсть и, подобно Локку, считает, что некоторые люди могут быть полностью свободны от нее. Более того, Гей справедливо замечает, что большинство людей способны вспомнить первый раз, когда они ощутили влияние зависти, если они дадут себе труд об этом подумать. Этому он придает особую важность, потому что способность вспомнить первый собственный опыт зависти указывает на ряд фундаментальных мотивов, оставляющих на личности свой отпечаток. Гей считает, что поскольку трудно забыть сильное переживание зависти, то люди, думающие, что они ее никогда не испытывали, скорее всего правы. Разумеется, он ничего не мог знать о таком факторе, как вытеснение.
Сначала Гей придерживается обычного определения зависти как мучения, которое овладевает нами, когда мы видим чужое процветание, но он немедленно уточняет, что речь идет не о процветании всех и каждого, а о процветании конкретных людей. Каких людей? Как только мы оглядимся вокруг, чтобы обнаружить, кто мог бы вызвать у нас зависть, мы, считает Гей, тут же найдем источник этой страсти: объектами зависти всегда оказываются те люди, которые в прошлом были соперниками завистника. Гей делает справедливое замечание о значении для зависти социальной близости. Обычно она направлена только на тех людей, с которыми можно соревноваться. Однако свести зависть к настоящему, реальному соперничеству – значит зайти чересчур далеко, потому что такой подход смазывает границы между ней и ревностью. Нет сомнений, что зависть может возникнуть и там, где конкуренция была лишь воображаемой, и даже там, где ее невозможно себе представить. Определяющим фактором, как мы будем видеть снова и снова, является убеждение завистливого человека, что процветание того, кому он завидует, его успех и его богатство являются причиной той депривации, того недостатка чего-либо, который он испытывает. Если способность к зависти происходит из братской ревности в детстве, то этот аспект зависти получает объяснение, потому что внутри семьи предпочтение одного ребенка (даже если это предпочтение – плод воображения) обязательно будет означать дискриминацию по отношению к другому ребенку (или вызовет травматическую реакцию).
Согласно Адаму Смиту, зависть, злость и озлобленность – это единственные страсти, которые способны заставить человека нанести вред другому или репутации другого, но мало кто часто поддается этим страстям, в том числе даже самые отъявленные негодяи. И даже если человек дает волю таким чувствам, он ничего не выигрывает. Поэтому, считает Смит, у большинства человеческих существ зависть ограничена рациональными соображениями[9].
8
John Gay,