Тибо здоровался с рабочими, тоже идущими со своих смен, а Карел просто молча шел рядом и только кивал: он еще не помнил всех по именам, а некоторых и в лицо, потому как видел их только в масках и касках. Немудрено было ошибиться, тем более что людей было много – заканчивалась одна из самых больших смен. Остальные были дополнительными, оплачивались –иногда – отдельно и были короче. В них люди выходили, когда начиналась эпидемия, не хватало рабочих рук или случался еще какой швах.
К счастью, Карел на такое ни разу не попадал, зато Абель рассказывал ему довольно много ужасов о том, что случается с руками, ногами и головами уставших рабочих, когда они выходят в допсмену после суток работы. И каждый раз упоминал своего помощника, который шагнул из вот этого самого окна как раз в такое тяжелое время.
Хотя Карел иногда не без оснований думал, что виновата в этом была не эпидемия и увеличивающаяся нагрузка, а сам Абель. Точнее, его бесконечные подколки и проверки. От такого кто угодно из окна шагнет.
В «Доме злого петуха», а если по-простому, в петушиннике, было шумно и накурено. Карелу здесь не нравилось, но Тибо это никогда не останавливало: сколько любой человек, по нелепой случайности ставший его другом, выдерживал, столько Тибо и таскал его в это сомнительное заведение. Карел оказался терпеливее многих.
Шагнув в дымный полумрак, они с трудом отыскали для себя столик в самом углу, и Тибо умчался за цуциком. Цуцик здесь разливали совсем не такой, каким угощал Карела Берг, в нем было, наверное, на треть молока, но все равно он не рвался попробовать. Тибо выпивал в одиночку, колупал ему мозг, рассказывал байки и отрубался, а Карел тащил его домой. Выходило односторонне взаимное сотрудничество – Карелу от этого ничего не перепадало, кроме какого-никакого, а лекарства от скуки.
Тибо неимоверным образом принес в одной руке три полулитровых кружки и брякнул ими о стол. Он уже успел закурить, и самокрутка вызывающе торчала из уголка его рта.
– Ты бы пил поменьше, – в который раз позанудствовал Карел, на что Тибо ответил все так же.
– А ты бы своим носом в мою должностную инструкцию-то не лез, – и ополовинил кружку.
Карел поморщился. Пикировка на сегодня была закончена, больше он ничего не мог сделать для здоровья друга.
Тот продолжал заливать глаза, запивая усталость, небольшую зарплату и отсутствие в жизни чего либо, кроме работы. Впрочем, в Заводе так было у всех, поэтому Тибо очень удивился, когда узнал, что у Карела есть жена и ребенок. Да Карел и сам был удивлен.
В петушиннике стоял гвалт, ведь в нем собирались для того, чтобы выпить и поговорить с товарищами или чтобы поиграть в азартные игры. Иногда дрались от безысходности, когда слишком уж проигрывались, громили столы и стулья. Кое-кто танцевал – но это были, конечно, девушки, и они получали за это деньги. В общем, им выгоднее было пропустить одну смену и отплясать ее здесь. На одну из таких девиц – хотя давно уже женщину – и смотрел Карел, когда изрядно набравшийся Тибо толкнул его локтем в бок.
– Нравится?
Карел оторвался от созерцания копны рыжих волос, вернул мысли из станицы в свое бренное тело и со вздохом напомнил:
– У меня есть жена.
– Ну да, и поэтому ты ломанулся в Завод, себя не помня. Охотно верю.
– По-моему, все логично. Заработать на жизнь и вернуться.
– Вернуться?
Карел раздраженно повел плечом. Он не собирался возвращаться. А Тибо, в свою очередь, даже не представлял, как можно из Завода куда-то деться. Да и не выпустит никто.
– Так вот, ты не ответил: нравится?
– Допустим.
Карел потер глаза, закрывающиеся от едкого дыма, и решил, что от друга проще отмахнуться, сказав ему то, что он хочет услышать.
– Ха! – довольный Тибо тут же расплылся в улыбке, как будто только этого и ждал весь вечер. – А это, между прочим, начальница моей смены. Интересно иногда на свое начальство посмотреть, да?
Карел приподнял брови. Он вообще не видел женщин в цехе или, может быть, не отличал. Видимо, начальство Тибо предпочитало сидеть в кабинете.
– Это просто женщина-сказка. Двое суток в цехе, смена здесь. Ну, просто пример для подражания поколениям восторженных потомков.
Карел покачал головой. Он вообще с трудом представлял, как можно столько работать, сколько работают заводчане. Он, как подмастерье врача, имел право на отдых (чаще всего сон) после каждой двенадцатичасовой смены. Абель работал более странно: сутки, потом пропадал на десять-двенадцать часов, отдыхал, отсыпался и возвращался еще на сутки. То есть понятия дня и ночи в Заводе были весьма и весьма зыбкие.
– Да уж, героичная дама, – незамедлительно поддакнул Карел, массируя глаза.