Альберт снова кивнул в ответ, поспешно влил в себя остатки чая и вскочил на ноги. Кровать, на которой он сидел, отозвалась протяжным скрипом.
Йохан вздохнул – он явно не думал, что на самом деле придется куда-то идти – и открыл верхний ящик своего письменного стола. Порылся в нем, вытащил пару пачек накладных и, наконец, извлек из дальнего угла промасленный сверток из хрустящей коричневой бумаги.
– Во, – показав его другу, Йохан двинулся к выходу.
Крикнув Лиаму: «Я ушел, буду вечером!» – он пропустил вперед Альберта, а потом вышел и сам.
В этом году позднее лето затянулось неприлично долго, и Йохан, оттягивая момент неприятного разговора, повел Альберта дальней дорогой, через третью улицу. На ней как раз истошно орала кошка.
Кошек в Горе вообще было мало, а тех, что были, знали, можно сказать, в морду.
– Это же Муха!
– Муха? – растерянно переспросил Йохан, останавливаясь под единственным дубом, который стоял в черте города.
Была какая-то история: что-то вроде того, что это дерево проросло тогда, когда только начали строить Гор, когда это было всего два дома да поле. Тогда еще никто не рисковал ставить дома у самого подножия гор. Горы, знаете ли, раньше частенько потряхивало.
Да и сейчас бывает. И с каждым годом если не чаще, то сильнее. Горы, видимо, не очень довольны таким соседством.
– Ну да, Муха. Джои в ней души не чает, – Альберт вертелся вокруг дуба, примериваясь, как бы на него взобраться и снять неистово вопящего зверя. – Вот дура, забралась и слезть не может. Ну, ты посмотри. Можешь меня подсадить?
– Вижу, – Йохан обернулся вокруг своей оси, Муха взобралась еще выше и осыпала его листками и желудями. – Зачем?
– Зачем подсадить?
Альберт опустил голову и удивленно уставился на друга. Подошва его ботинка с каким-то разочарованным скрипом скользнула по коре.
– Кошку сниму. Наверняка, Лиа сейчас с ног сбилась, ищет ее. Джои же без своей Мухи даже за стол не садится.
– Глупость какая, – Йохан поморщился. – Пусть Лиа идет и снимает свою… Муху.
Альберт кинул на него разочарованный взгляд, подпрыгнул, зацепился за нижние ветки и подтянулся. Через полминуты он уже сидел на ветке и в кои-то веки смотрел на Йохана сверху вниз.
– Это называется взаимовыручка. Да и вообще, странно: ты мне всегда помогаешь. Даже Юнге готов пойти помочь. А тут – кошку снять не можешь. Дурацкий ты человек.
И Альберт скрылся в листве.
– Именно потому что я иду помогать Юнге, – Йохан сунул руки в карманы брюк и пнул подвернувшийся желудь, – а я, заметь, иду, и уже без тебя! А кошку я не стану спасать – ну какой мне от нее прок? Никакого. А никто никогда не делает ничего просто так. И я в том числе.
И, развернувшись, Йохан ушел, как ни странно, в сторону дома Якобсов – выполнять обещание.
Вздохнув, Альберт обреченно глянул вверх, неуверенно позвал Муху на «кис-кис» и принялся карабкаться еще выше. Кошка смотрела подозрительно, гнула спину, но не шипела. Вроде как успокоилась, увидев, что подмога близка, но еще не была уверена, стоит ли довериться этому неведомому парню.
– Ну, тихо-тихо, сейчас мы пойдем к Джои…
– Вечер добрый.
Йохан вошел в дом так широко и решительно, что, кажется, тут же заполнил собой пространство небольшой кухоньки. Марта оторвалась от мытья посуды, сполоснула руки и тщательно их вытерла перед тем, чтобы просто поздороваться.
– Здравствуй, Йохан. А я думала, что Альберт пошел к тебе.
– Он ко мне и пошел. Просто отошел по делам, а я пришел к Юнге, вот, – он показал сверток, – подарок принес. Надеюсь, это ее подбодрит.
Марта как-то подобрела, улыбнулась.
– Может, чаю?
– Можно, – Йохан улыбнулся в ответ и кивнул на лестницу. – Можно?
– Конечно, иди, – Марта включила плитку, которая начала нагреваться. – Я принесу его туда.
Йохан сначала пересчитал ступени, помножил на некую цифру и только после этого начал подниматься. Дойдя до комнаты Юнги, он постучал в дверь, дождался разрешения и вошел.
– Йохан?
Юнга приподнялась, отложила книгу и чуть ли не до ушей натянула одеяло.
Выглядела Юнга плохо – это Йохан определил сразу. В полутьме ее лицо казалось землисто-серым, живыми выглядели только темные ввалившиеся глаза. И лицо у нее стало узкое, заостренное.
А еще она была очень удивлена.
Есть чему удивляться, особенно когда ты уже уверилась в том, что никому не нужна, и тут в твою комнату заходит тот, в кого ты влюблена была с яслей. Ну, задумаешься о здравии собственной головы.
– Я считаю, что я все еще жива, – Юнга хмыкнула и переложила книгу с колен на стол рядом.