Мадлен заморгала. И вдруг все встало на свои места. Перед ней лежала кукла.
Она поднесла фонарь еще ближе и склонилась над куклой. Глаза у той блестели как настоящие, но были стеклянными. Придать такой блеск телу мог только воск. Поднимая фонарь то выше, то ниже, Мадлен убедилась: это отнюдь не просто кукла. Ничего похожего на грубые восковые куклы, которые она видела в шатрах странствующих балаганщиков. Эта кукла была ужасающе совершенной. Каждая черточка, каждый изгиб отличались точностью и правдоподобием. Вглядевшись пристальнее, Мадлен заметила тонкие прожилки на груди и розовый сосок. Она вздрогнула. До чего же реальна эта кукла, до чего похожа на живого человека! Пламя свечи отклонилось, и Мадлен показалось, будто кукла шевельнулась. Мадлен поспешно закрыла ящик.
Стараясь успокоить дыхание, она все вернула в первоначальное положение, вновь зажгла огарок, погасила фонарь и тихо выбралась из мастерской, закрыв дверь. Мадлен почувствовала облегчение, но тревожное чувство сохранялось. Пока она не нашла никаких признаков извращенных опытов, ничего такого, что позволило бы обвинить Рейнхарта в незаконных действиях. Но сейчас ее не покидало ощущение, появившееся в самый первый день, когда Агата водила ее по дому. Тогда ей показалось, будто что-то притаилось и наблюдает. В холле она отчетливо почувствовала, что за ней следят. Но ее окружали лишь бесстрастные циферблаты часов. Они смотрели, как Мадлен торопится к лестнице, чтобы поскорее подняться в свою комнатенку.
Глава 4
Быстрее, еще быстрее. Времени совсем не остается. Вероника бежала по клуатрам, едва замечая их каменные стены. Ночной воздух был темным и холодным. Нужно достичь склепа раньше, чем ударит колокол. Но тело отказывалось двигаться с нужной Веронике скоростью. Казалось, оно движется не в воздухе, а в воде. Ей хотелось крикнуть, что она уже здесь и спешит изо всех сил. Но рот превратился в зияющую пропасть, откуда не вырывалось ни звука. Она толкнула дверь кельи, и тут раздался громкий, скорбный звук монастырского колокола. Вероника поняла, что опоздала.
Она открыла глаза. Звонили все десять колоколов Нотр-Дама, наполняя воздух морем звуков. Спальня купалась в жемчужно-сером утреннем свете. Тело Вероники было мокрым от пота. Звон и крики из ее сна сменились нарастающими звуками пробудившегося города: по узкой улице громыхали телеги, со стороны Сены слышались голоса гребцов, лязгали колеса ручных тележек, в магазинах открывали ставни, где-то выливали воду. Париж – место десяти тысяч душ – уже проснулся и принялся за работу.
Вероника лежала на боку, подтянув колени к груди. Она дома. В безопасности. Больше не надо подниматься в полусонном состоянии к заутрене, преклонять колени на холодном полу и опускать голову, ловя на себе неодобрительный взгляд сестры Сесиль. И на завтрак она теперь ест не жиденькую холодную кашу, а теплые хлебцы со свежим маслом и чашкой густого горячего шоколада. Однако ее снедало беспокойство. В монастыре она хотя бы знала, чего от нее ждут. Здесь все оставалось туманным.
Всего две недели назад Вероника вернулась домой, и отец начал ее долгожданное обучение. Каждое утро он занимался с ней анатомией, физиологией, рисованием и механикой. Показывал работу своих автоматов, рассказывал, как они устроены, а потом проверял, насколько она усвоила урок. Вероника училась по богато иллюстрированным книгам с золотыми и серебряными корешками. Она перерисовывала иллюстрации, помечала части тел, запоминая каждое сухожилие, кость и вену, чтобы затем отчитаться перед отцом. Серые рисунки и серебряные переплеты начали проникать в ее сны. Ей снились движущиеся анатомированные мужчины, разрезанные женщины с открытыми глазами и пустым чревом.
Вероника взяла с тумбочки потертый экземпляр книги «Автоматы и механические игрушки» и снова нырнула под одеяло. Она листала замусоленные страницы, пока не добралась до той, где был изображен механический Христос и ухмыляющийся заводной дьявол с высунутым черным языком. Эту книгу отец подарил ей десять лет назад, перед отправкой в школу при монастыре Сен-Жюстен.
– Там о тебе позаботятся гораздо лучше, чем я, – заявил отец с беспочвенной самоуверенностью, свойственной взрослым.
Перед глазами замелькали картины прошлого. Вероника вспоминала, как собиралась, увязывая свои книги и кукол. Потом была ночная поездка. В монастырь ее привезли на рассвете. Он помещался в средневековой крепости, чьи каменные стены сурово глядели в серое утреннее небо. За монастырским порогом ее встретила полная тишина. Ни криков, ни скрипа колес, ни тиканья часов. Только тихое пощелкивание четок и шарканье ног по каменному полу.