― В школе есть четыре класса, — объяснил ей Вито; он подвел Ялду к углу, в котором собирались самые молодые ученики. — Если кто-то попытается отбить у тебя охоту к учебе, не поддавайся. — Сказал он.
Ялда уже достаточно наслушалась замечаний Джусто и понимала, что имел в виду ее отец.
— Хорошо, — пообещала она.
Вито ушел, и Ялда, оставшись одна, прошла сквозь дыру в изгороди.
В этой части площади собралось почти четыре дюжины детей; примерно половину из них составляли мальчики-соло, а все остальные выглядели как парочки ко. Ялда с надеждой огляделась в поисках другой одинокой девочки, но затем подавила свое беспокойство усилием воли. Она пыталась встретиться взглядом с некоторыми из учеников, которые, разбившись на небольшие группы, болтали прямо перед ней, но никто не ответил ей взаимностью, а сама она была слишком стеснительной, чтобы влезать в их разговор без разрешения.
Появившийся учитель призвал детей к тишине, а затем представился именем Анжело. Собрав учеников в тесную кучку подальше от изгороди, он велел им сесть и внимательно следить за тем, что он будет делать.
Ялда мельком взглянула на своих соседей; они оба были мальчиками, раза в два меньше нее.
— Меня зовут Фульвио, — прошептал тот, что справа.
— А меня Ялда.
— Сегодня, — начал Анжело, — мы будем изучать символы и их названия.
Воздух наполнила болтовня, доносившаяся из других классов, где еще не было учителя, но Ялда заставила себя сконцентрироваться.
Анжело изобразил у себя на груди круг, сделав это так быстро и четко, как будто на его коже отпечатался след от колеса.
— Это «солнце», — сказал он. Ялда ожидала, что он попросит учеников воспроизвести этот символ на их собственной коже, но учитель, повторив название несколько раз, сразу перешел к цветку; цель урока состояла не в том, чтобы самим научиться писать эти символы — им предстояло просто запомнить их форму и название.
Ялда прилежно слушала, как учитель перебирает десять дюжин символов; она даже не представляла, что их так много.
Когда Анжело закончил, почти наступил полдень, и он попросил кое-кого из детей принести из погреба караваи и раздать их присутствующим. Пока они ели, Анжело обошел каждого из них и спросил их собственные имена и имена их отцов. Когда он приблизился к ней, Ялда почувствовала странную тревогу, как будто ее право находиться в этом классе ставилось под сомнение; но услышав ее ответ, Анжело просто пошел дальше, не говоря ни слова. Кто достоин получать образование, а кто нет — во внешнем мире эти взгляды могли меняться сколько угодно, но Вито, скорее всего, заплатил учителю часть денег, вырученных с продажи урожая, а для посещения занятий ничего другого и не требовалось.
— Где твой ко? — спросил Фульвио; изо рта у него сыпались крошки, и когда Фульвио заговорил, они стали отскакивать от его тимпана.
— А твоя где? — парировала Ялда.
— На работе, — ответил Фульвио.
— Она своего ко съела, — сказал мальчик слева; Ялда слышала, что его звали Роберто. — А иначе с чего бы ее так разнесло?
— Это правда, я его съела, — согласилась Ялда. — Но время от времени ему до сих хочется вылезти наружу и поиграть. — Подражая Амате из дедушкиного рассказа, она отрастила посреди груди бугор, по форме похожий на голову; Роберто испуганно вздрогнул, и, вскочив на ноги, убежал в противоположную половину класса.
Фульвио протянул руку и, потрогав бугор одним пальцем, восхищенно прощебетал:
— А можешь меня этому научить?.
— А зачем? Никто же не поверит, что ты съел своего брата.
— А если это был младший двоюродный брат?
— Ну, может быть, — согласилась Ялда.
— Значит, ты соло?
— А сам как думаешь? — Ялда втянула суррогатную голову; другие дети уже начали таращиться.
— Не знаю, я раньше соло не встречал, — признался Фульвио. — У тебя правда нет ни братьев, ни сестер?
Ялда старалась быть терпеливой; соседям ничего объяснять было не нужно, ведь все они и так знали ее историю.
— У меня есть брат и сестра, Люцио и Люция. Моя мать родила троих детей.
— О. — Глаза Фульвио расширились в знак облегчения. — Это не так уж и плохо. Если бы у нее родился всего один ребенок, ему было бы одиноко.
Ялда едва сдержалась от желчного замечания о том, что женщина не может родить только одного ребенка, но затем ее осенило, что полной уверенности на этот счет у нее нет.