— О.
— Сначала поездом от горы Отдохновения до Нефритового Города и Красных Башен, потом на грузовике до Разбитого Холма и Солярита, а уже оттуда — сюда. — Фульвио говорил так уверенно, будто сопровождал этот груз лично. Должно быть, восхищение Ялды было видно по ее глазам, потому что затем он в порядке объяснения добавил: — Я все время слышу разговоры водителей, когда они покупают горючее.
— Я бы хотела стать водителем грузовика, — сказала Ялда.
— Серьезно? — в голосе Фульвио не было пренебрежения, хотя подобный выбор его, судя по всему, удивил.
— А ты для чего учишься? — спросила она.
— Чтобы работать на заводе своего отца.
— Разве он не может тебя научить?
— Он может научить меня тому, что знает сам, — объяснил Фульвио, — но он хочет, чтобы у меня была возможность сменить профессию, заняться чем-то другим, если придется.
— Например?
— Кто знает? — ответил он. — Может быть, тем, о чем раньше никто даже не слышал.
Когда они распрощались, Ялда стала смущенно разглядывать сверток земляных орехов, подаренных Фульвио. Она съела только половину и теперь думала, стоит ли поделиться остатками со своей семьей. Но при таком количестве людей порции бы получились слишком маленькими; к тому же показывать столь щедрый подарок ей было просто неловко. Направляясь к восточной дороге через парк, она поспешно затолкала орехи в рот и бросила пустой лепесток на землю.
Когда Ялда добралась до дома, было еще светло. На лужайке она увидела Аврелию, которая перемалывала зерно и делала из него хлеб.
— Помощь нужна? — обратилась к ней Ялда.
— Я думала, ты здесь больше не работаешь, — резко ответила Аврелия.
Ялда встала рядом с ней на колени и ухватилась за жернов. Когда она начала вращать рукоятку, то почувствовала прилив жизненных сил, который охватил мышцы ее руки, практические оцепеневшие от целого дня неподвижного сидения.
— Ты как-то необычно пахнешь, — недовольно заявила Аврелия.
— Нас накормили каким-то странным обедом, — сказала Ялда. — Мне кажется, там были черви. — Она передала жернов Аврелии, которая, надрезав ветку медовицы, выдавила из нее сгусток смолы размером с большой палец и начала смешивать его с мукой.
Ночью, когда они обе уже лежали в постелях, Ялда рассказала Аврелии о сегодняшнем уроке. Каждый ребенок знал двенадцать основных символов, но новость о том, что на самом деле их в десять раз больше, была настоящим открытием. И следуя по стопам Клары, которая делилась своими уроками с Витой, Ялда решила передавать все усвоенные ею знания Аврелии.
Но стоило ей описать всего три новых символа, как Аврелия с раздражением сказала:
— Спи лучше, мне это не интересно.
На следующий день Анжело начал обучать свой класс письму. Разбившись на пары, ученики использовали тот же прием, который Вито продемонстрировал Ялде в лесу: каждый из них царапал своего партнера заостренным пальцем, побуждая взять под контроль инстинктивное подергивание собственной кожи. Беглое знакомство с этой методикой немного помогало Ялде, но даже ей с Фульвио понадобилось несколько дней, чтобы отработать точное написание самых простых символов и научиться удерживать их на коже столько, сколько потребуется. Когда Ялда шла в школу, у нее на груди мелькали разные фигуры, а сама она мечтала о том, как однажды сможет написать у себя на груди то, что будет не стыдно сбрызнуть краской и перенести на бумагу.
В последний учебный день третьей череды, когда ученики уже начали собираться в классе, к ним пришел другой учитель и сообщил, что Анжело заболел. Болезнь не была серьезной, поэтому вскоре он должен снова приступить к работе, но на сегодня его ученикам следовало вернуться домой.
Ялда почувствовала разочарование; регулярные занятия по одиннадцать дней, за которыми следовал один выходной, стали для нее привычным делом, и перспектива двухдневной работы на ферме теперь казалась до ужаса скучной. Тяжелой походкой она уныло побрела к выходу со школьного двора, но тут Фульвио сказал:
— А ты не хочешь посмотреть завод?
Ялда обдумала его приглашение и не нашла причин для отказа.
Когда они прошли деревню с востока на запад, на смену торговым лоткам, паркам и садам пришли склады и фабрики. Грузовики непрерывно сновали в обоих направлениях; Ялде еще ни разу не доводилось видеть так много машин в одном месте.
— Как же ты спишь? — спросила она Фульвио. Он безучастно посмотрел в ответ. — Или по ночам этот шум прекращается? — Дело было не только в грузовиках; звон и тяжелые удары доносились со стороны большинства фабрик.
— Не прекращается, — ответил он. — Но мне он нравится. Он успокаивает. Если наступает тишина, я просыпаюсь; если вокруг тихо, значит что-то сломалось.
Повсюду их окружали деревянные и каменные здания, которые возвышались как минимум на два Ялдиных роста. Одни были блестящими и ухоженными, другие представляли собой низкосортные, слепленные кое-как постройки, но если не считать дорог, то практически каждая поступь окружающей земли была занята каким-то строением. Ялда понимала, что некоторые виды производства требуют укрытия от пыли и ветра, но ей пришлось бы серьезно напрячься, чтобы назвать хотя бы полдюжины. Как же мало она знает о собственном поселке, — подумала она, — не говоря уже о внешнем мире.
— Вот это и есть перерабатывающий завод. — Фульвио указал на широкое каменное здание впереди. На некотором расстоянии от него был припаркован грузовик, лебедка которого была соединена со сложной системой блоков, с помощью которой контейнер, заполненный бурой рудой, поднимался к желобу, ведущему внутрь здания.
— А зачем такие сложности? — поинтересовалась Ялда. — Почему бы просто не выгружать содержимое машин прямо там, где оно требуется? — Она указала на ту часть желоба, которая уходила внутрь завода.
— Грузовики вынуждены соблюдать дистанцию, — объяснил Фульвио. — Либератор, который они используют, приходится растирать до тончайшего порошка, и в результате он постоянно просачивается наружу. Это опасно и для самих грузовиков, но если либератор попадет внутрь нашего конвейера, могут погибнуть люди.
— О. — Поначалу Ялда резво шла вперед, но теперь ее шаг замедлился.
— Не беспокойся, мы соблюдаем осторожность, — заверил ее Фульвио. — К тому же завод по производству либератора находится очень далеко.
Когда они подошли ближе, гул машин и шум остальных фабрик потонули в беспорядочной какофонии. Фульвио провел ее ко входу, расположенному с противоположной от желоба стороны здания. Переступив через порог, Ялда стала вглядываться в темное пространство впереди; в воздухе висело плотное облако пыли, которая мерцая, принимала очертания бледных колонн, протянувшихся наискосок от грязных потолочных люков.
Когда ее глаза привыкли к темноте, Ялда смогла рассмотреть длинную цепь неглубоких лотков, соединенных друг с другом в виде зигзагообразной линии, охватывающей просторное помещение. Рядом с лотками стояли люди, которые молотками разбивали руду на куски, отскабливали более мелкие камни с помощью зазубренных сит и быстрыми отработанными движениями пальцев очищали топливо от комков грязи. В общей сложности посреди всего этого шума и пыли трудились, по-видимому, четыре дюжины рабочих.
Ялда потрясенно зарокотала. Убирать урожай было непросто, но работа занимала всего шесть дней. А это место было похоже на какую-то нескончаемую пытку.
Фульвио, должно быть, заметил ее беспокойство.
— Работа идет в три смены, — объяснил он, — так что все не так уж плохо. Раньше я им тоже помогал, пока не начал ходить в школу. А мой брат, моя сестра и моя ко работают здесь до сих пор.
Ялда решила подождать, пока он сам их не представит, но потом поняла, что Фульвио был не готов так или иначе мешать движению руды между лотками по мере того, как она измельчалась и избавлялась от нежелательных примесей.
— Твоя ко работает здесь? — спросила она. — Фульвия?
Он показал на девочку, согнувшуюся над ситом.