Рядом на углу какой-то мальчик продавал «Городскую Кожу»; она купила один экземпляр, но трижды бегло пролистав газету, поняла, что конец света не был удостоен упоминания. Тогда она вернулась и спросила, есть ли в продаже «Молва»; все газеты были распроданы, поэтому ей пришлось дожидаться, пока мальчик посыпал свою грудь краской и отпечатывал для нее свежий экземпляр.
— Я заплачу тебе те же деньги, если напечатаешь только колонки с новостями и развлекательными программами, — с нетерпением предложила она.
— Нам запрещено так делать, — ответил он, воспроизводя у себя на груди содержимое очередной страницы.
— Почему?
— Рекламодатели этого не любят.
Когда он закончил, Ялда забрала всю пачку листов и завернула за угол, прежде чем избавиться от финансовых советов, обзоров ресторанов и графиков движения поездов. Ей пришлось дважды посмотреть оставшиеся страницы, прежде чем она нашла то, что искала.
Прошлой ночью наши тайные агенты посетили Варьете-Холл, где необычайно упитанная профессор Ялда безвозмездно (!) услаждала зрителей новостями о грядущей кончине цивилизации. Во время представления, объединившего искусство иллюзиониста с ужасами геометрии, профессор Ялда, которую природа щедро одарила столь внушительными размерами, попыталась завязать узлом саму быстроногую Матушку Время, что заставило многих наблюдателей задуматься над ее мотивами.
Но если ее роковые новости показались публике неубедительными, то последовавшая за этим попытка Советника Евсебио привлечь сторонников (или даже добровольцев!) для своего «Путешествия за пределы неба» вызвала настоящий взрыв насмешек и недоверия. Всем, кто готов поддержать эту авантюру: у нас в шкафу пылится проект «механических крыльев», которому не хватает лишь животворящей руки доверчивого инвестора.
В интересах трезвости восприятия мы обратились за консультацией к профессору Людовико из университета Зевгмы, по словам которого гремучие звезды, так сильно обеспокоившие вчерашний комический дуэт, в действительности представляют собой ни что иное, как «спонтанные возбуждения солнечных миазмов». Несмотря на свой настораживающий вид, это явление совершенно безвредно, если учесть, что упомянутые миазмы не способны пробиться сквозь толщу нашей атмосферы.
Впереди нас ожидают еще десять ночей беспрецедентного безумия. Если бы вход на представление был платным, то эта унылая и бессовестная афера вскоре бы прикрылась за недостатком средств. Впрочем, исход, к которому вас призывает «Молва», почти так же хорош: пусть безлюдный зал пристыдит этих шарлатанов и заставит их замолчать.
Когда Ялда добралась до квартиры, Дария уже проснулась, и она показала ей статью.
— Я бы не обращала особого внимания на «Молву», — важно заметила Дария. — В их представлении главное интеллектуальное достижение журналистики — это освещение литературного салона.
— Что такое литературный салон?
— Мероприятие, на котором люди, не умеющие ни писать, ни рассуждать, собираются, чтобы убеждать друг друга в собственной значимости.
— Но ведь любой, кто это прочитает, решит, что вся наша затея — это… какая-то финансовая афера! — возмутилась Ялда.
Дарию позабавили ее слова.
— Любой, кто всерьез относится к этой недоуменной болтовне, для вас уже дохлый номер; такой человек никогда бы не стал помогать развитию «Бесподобной», не говоря уже о том, чтобы добровольно записываться в число пассажиров.
— Возможно, ты и права, — согласилась Ялда. — Но...
— Но ты хочешь, чтобы все жители Зевгмы поняли, что стоит на кону? — предположила Дария.
— Ну конечно. По-твоему, они этого не заслужили?
— Я в этом деле уже десять лет, — сказала Дария, — и за все это время удостаивалась и более дурной славы. Поверь мне, люди, которым по-настоящему интересно, придут несмотря ни на что. — Она ловко свернула лист в трубку и закинула его в противоположный конец комнаты. — Просто забудь об этом.
Лидия вернулась с ночной смены и все еще спала; Дария согласилась отвести детей в школу. Ялда изо всех сил старалась следовать совету Дарии, но в университете ее снова поджидали плохие новости — на этот раз в лице Джорджо: старшие члены факультета отклонили предложение Евсебио о финансировании новой обсерватории. Более того, они подняли в Совете Зевгмы вопрос о своем праве на землю обсерватории, пытаясь добиться предписания, которое бы запретило Евсебио препятствовать реализации текущих прав на использование этой территории.
— Вообще-то, если телескоп выйдет за пределы атмосферы, — сказал Джорджо, — то качество наблюдения улучшится. Так что если ты добьешься правильной формулировки постановления…
Ялде было не до шуток.
— Я думала, вы собирались убедить своих друзей проголосовать в нашу пользу! Как бы они ни относились к ракете Евсебио, более крупный телескоп наверняка должен был стать веским доводом.
— Извини, — сказал он. — У Людовико было больше должников, чем у меня.
Ялда не сомневалась в том, что Джорджо сдержал свое слово. Но он по-прежнему находился в том состоянии дремоты, от которой она и сама так долго пыталась освободиться. Обсуждая с ней вопросы физики, он соглашался, что теория ортогонального скопления как источника гремучих звезд была столь же вероятной, как и любая ее альтернатива — но несмотря ни на что, не мог заставить себя воспринимать эту угрозу всерьез, не мог взглянуть на собственных детей и увидеть, как угаснет их род.
Ялде предстояло прочитать лекцию по вводному курсу оптики. Пока ее студенты старательно перерисовывали схемы и уравнения, описывающие законы тонких линз, она чувствовала себя, как человек, раздающий бесполезные побрякушки на краю бушующего пожара. Ей однако же было запрещено обсуждать проект Евсебио во время занятий, а также организовывать запись добровольцев на территории университетского городка. Если среди этих светлых молодых голов найдутся те, кто захочет как следует разобраться в вопросе, им придется приложить кое-какие усилия, чтобы посетить недобросовестное мероприятие, запланированное на сегодняшний вечер.
В обеденный перерыв Ялда зашла в столовую и увидела Людовико, который как раз выходил из кладовой, нагрузившись караваями для группы знакомых, с которыми он собирался пообедать. Чтобы не пересечься с ним, Ялда попятилась было назад, но Людовико ее все-таки заметил и, подойдя ближе, обратился к ней звучным голосом, который судя по тону должен был привлечь как можно большее внимание.
— Профессор Ялда! Я удивлен, что вижу вас здесь! Я уж думал, вы нас покинули ради шоу-бизнеса.
Ялда подыграла ему, ответив бессвязным жужжанием, но не смогла удержаться, чтобы не добавить:
— Похоже, что в наше время у всех по две работы; я смотрю, вы и сами подались в журналистику.
— Журналисты со мной консультировались, — сухо возразил Людовико. — Не как с наймитом, а как с выдающимся экспертом по гремучим звездам.
— Я, конечно, прошу прощения, но видимо, все ваши научные публикации на тему «Спонтанного возбуждения солнечных миазмов» прошли мимо меня. Возможно, вы могли бы восполнить мои пробелы в этой области и объяснить, что конкретно вы имели в виду под этой фразой? — Теперь за ними следили все в зале — кто-то передними, а кто-то задними глазами.
— С удовольствием, — ответил Людовико. — Одна из частиц солнечного ветра исторгает быстрый люксит, который сталкивается с другой частицей, побуждая ее сделать то же самое. Далее все повторяется. Одновременно излучается более медленный свет. Это и есть гремучая звезда — протяженные цепочки активности, которые возникают внутри газового облака при посредничестве быстродвижущихся световых частиц.
Ялда склонила голову в знак признательности, а затем сделала вид, будто на несколько пауз погрузилась в глубокие размышления — размышления, которые так и не развеяли недоумение на ее лице.
— Но почему эти «цепочки активности» параллельны друг другу? Почему все эти «спонтанные возбуждения», эти случайные события выстраиваются в одном и том же направлении?