О таких идеях Ялда еще не слышала; скорее всего, их не застал даже молодой Дарио.
— Думаешь, это правда?
Вито сказал:
— Я вообще не думаю, что образование — пустая трата времени, если человек относится к нему серьезно — будь то мальчик или девочка.
— Но как по-твоему, знания матери и правда передаются ее детям?
— Какой бы умной ты ни была, я еще ни разу не слышал, чтобы ты произнесла хоть одно мамино слово, которое не передалось через меня, — ответил он.
Они вошли в поселок с юго-восточной стороны и направились в обход многолюдных рынков, отдавая предпочтение более тихим аллеям с выстроившимися вдоль них деревьями. В небольших парках, через которые пролегал их путь, почти не было людей, но взгляд Ялды то и дело цеплялся за деревья; после своего путешествия в лес она обнаружила, что ей стало гораздо проще заметить ящериц, снующих по их ветвям.
Школа была окружена толстой изгородью переплетенных друг с другом ветвей. Заглянуть поверх них для Ялды не составляло никакого труда; внутри она увидела просторный участок обнаженной земли, который был поделен на четыре части двумя похожими барьерами.
― В школе есть четыре класса, — объяснил ей Вито; он подвел Ялду к углу, в котором собирались самые молодые ученики. — Если кто-то попытается отбить у тебя охоту к учебе, не поддавайся. — Сказал он.
Ялда уже достаточно наслушалась замечаний Джусто и понимала, что имел в виду ее отец.
— Хорошо, — пообещала она.
Вито ушел, и Ялда, оставшись одна, прошла сквозь дыру в изгороди.
В этой части площади собралось почти четыре дюжины детей; примерно половину из них составляли мальчики-соло, а все остальные выглядели как парочки ко. Ялда с надеждой огляделась в поисках другой одинокой девочки, но затем подавила свое беспокойство усилием воли. Она пыталась встретиться взглядом с некоторыми из учеников, которые, разбившись на небольшие группы, болтали прямо перед ней, но никто не ответил ей взаимностью, а сама она была слишком стеснительной, чтобы влезать в их разговор без разрешения.
Появившийся учитель призвал детей к тишине, а затем представился именем Анжело. Собрав учеников в тесную кучку подальше от изгороди, он велел им сесть и внимательно следить за тем, что он будет делать.
Ялда мельком взглянула на своих соседей; они оба были мальчиками, раза в два меньше нее.
— Меня зовут Фульвио, — прошептал тот, что справа.
— А меня Ялда.
— Сегодня, — начал Анжело, — мы будем изучать символы и их названия.
Воздух наполнила болтовня, доносившаяся из других классов, где еще не было учителя, но Ялда заставила себя сконцентрироваться.
Анжело изобразил у себя на груди круг, сделав это так быстро и четко, как будто на его коже отпечатался след от колеса.
— Это «солнце», — сказал он. Ялда ожидала, что он попросит учеников воспроизвести этот символ на их собственной коже, но учитель, повторив название несколько раз, сразу перешел к цветку; цель урока состояла не в том, чтобы самим научиться писать эти символы — им предстояло просто запомнить их форму и название.
Ялда прилежно слушала, как учитель перебирает десять дюжин символов; она даже не представляла, что их так много.
Когда Анжело закончил, почти наступил полдень, и он попросил кое-кого из детей принести из погреба караваи и раздать их присутствующим. Пока они ели, Анжело обошел каждого из них и спросил их собственные имена и имена их отцов. Когда он приблизился к ней, Ялда почувствовала странную тревогу, как будто ее право находиться в этом классе ставилось под сомнение; но услышав ее ответ, Анжело просто пошел дальше, не говоря ни слова. Кто достоин получать образование, а кто нет — во внешнем мире эти взгляды могли меняться сколько угодно, но Вито, скорее всего, заплатил учителю часть денег, вырученных с продажи урожая, а для посещения занятий ничего другого и не требовалось.
— Где твой ко? — спросил Фульвио; изо рта у него сыпались крошки, и когда Фульвио заговорил, они стали отскакивать от его тимпана.
— А твоя где? — парировала Ялда.
— На работе, — ответил Фульвио.
— Она своего ко съела, — сказал мальчик слева; Ялда слышала, что его звали Роберто. — А иначе с чего бы ее так разнесло?
— Это правда, я его съела, — согласилась Ялда. — Но время от времени ему до сих хочется вылезти наружу и поиграть. — Подражая Амате из дедушкиного рассказа, она отрастила посреди груди бугор, по форме похожий на голову; Роберто испуганно вздрогнул, и, вскочив на ноги, убежал в противоположную половину класса.
Фульвио протянул руку и, потрогав бугор одним пальцем, восхищенно прощебетал:
— А можешь меня этому научить?.
— А зачем? Никто же не поверит, что ты съел своего брата.
— А если это был младший двоюродный брат?
— Ну, может быть, — согласилась Ялда.
— Значит, ты соло?
— А сам как думаешь? — Ялда втянула суррогатную голову; другие дети уже начали таращиться.
— Не знаю, я раньше соло не встречал, — признался Фульвио. — У тебя правда нет ни братьев, ни сестер?
Ялда старалась быть терпеливой; соседям ничего объяснять было не нужно, ведь все они и так знали ее историю.
— У меня есть брат и сестра, Люцио и Люция. Моя мать родила троих детей.
— О. — Глаза Фульвио расширились в знак облегчения. — Это не так уж и плохо. Если бы у нее родился всего один ребенок, ему было бы одиноко.
Ялда едва сдержалась от желчного замечания о том, что женщина не может родить только одного ребенка, но затем ее осенило, что полной уверенности на этот счет у нее нет.
— Зато у меня два двоюродных брата и две двоюродных сестры. Так что мне не одиноко, уж поверь!
Анжело призвал класс к порядку, а затем стал показывать символы по второму кругу — только на этот раз он давал ученикам возможность самим выкрикивать названия фигур, которые проступали на его коже. Половину из них Ялда уже забыла; некоторые символы казались совершенно незнакомыми, а их имена — настолько же непостижимыми. Но даже когда оглушительный хор сменялся нерешительным шепотом, всегда оставались трое или четверо учеников, готовых дать правильный ответ.
Когда Анжело объявил, что на сегодня занятия окончены, Ялда расстроилась; она знала, что прежде всего ей придется научиться читать и писать, но пока что не смогла преодолеть даже первый шаг своего ученического пути.
— Где ты живешь? — спросил Фульвио, когда они вышли со школьного двора.
— На нашей ферме, к востоку от поселка. А ты?
— На западной стороне, — ответил он. — Мой отец владеет перерабатывающим заводом, так что рядом с ним мы и живем.
— И что на нем перерабатывают?
— Топливо для грузовиков.
Ялда была заинтригована, но свое любопытство сдержала; хорошим тоном было вначале спросить собеседника о его семье.
— А твои двоюродные брат с сестрой?
— Они живут поблизости. Семья моего дяди тоже работает на заводе.
Ялде не хотелось сразу же расставаться со своим новым другом, точь-в-точь следуя маршруту, который она прошла вместе с отцом; она решила придерживаться золотой середины и, продолжая беседовать с Фульвио, направилась на юг. Наконец, они добрались почти до центра поселка.
— Может, срежем через рынок? — спросила она. У нее не было денег, но она была бы рада даже просто прогуляться мимо лотков, пытаясь угадать ингредиенты экзотических блюд или происхождение разных необычных безделушек.
— Конечно, — ответил Фульвио.
Едва они успели нырнуть в толпу, как Ялда заметила полный лоток искусственных цветов, сделанных из отполированных полупрозрачных камней. И хотя они едва будут выглядеть столь же эффектно ночью, — решила Ялда, — свет послеполуденного Солнца на их гранях действительно напоминал сияние цветочных лепестков. Проходя мимо лотка, она продолжала рассматривать искрящиеся диковинки своим задним зрением, но потом увидела впереди цветовой круг; углубления, окружавшие его деревянный диск, были заполнены яркими порошками разных оттенков. Лоточница демонстрировала их качество покупателю, изображая на своей ладони несколько рельефных узоров, а затем, спрыснув каждый из них разным красителем, прикладывала к листу бумаги.