— При помощи лучших инженеров моего благодетеля, — произнес из темноты голос Нерео, — я сконструировал систему пантографов, позволяющих проделать в пассивитовой пластине ряд щелей с точным соблюдением расстояний — более двух дюжин гроссов на мизер. Из моих расчетов следует, что количество волн, приходящихся на один мизер, для фиолетового света составляет шесть дюжин гроссов, а для красного в его крайнем проявлении — около трех с половиной дюжин гроссов. В общем и целом, этот вывод соответствовал результатам Джорджо — не противоречил им, а лишь уточнял.
Ялде уже много раз доводилось видеть подобную демонстрацию — правда, с хрусталитовыми призмами, — но подлинная красота непревзойденной по четкости картины Нерео раскрыла ей глаза на всю значимость этого эксперимента. Никто не мог дать подробного описания процесса, благодаря которому призма расщепляла свет на отдельные цвета, поэтому углы, под которыми лучи разного цвета выходили из хрусталитовой пластины, никоим образом не проясняли природу самого света. Барьер Нерео, с другой стороны, не был чем-то таинственным; он знал расположение каждой щели, каждая микроскопическая деталь была задумана им с определенной целью. Тот факт, что свет мог представлять собой некую вибрацию, уже противоречил здравому смыслу — что могло вибрировать в межзвездной пустоте? — и в то же время прямо перед ней было не только убедительное доказательство в пользу волновой доктрины, но и понятный, недвусмысленный способ приписать каждому оттенку определенную длину волны.
Ставни снова открылись. Ялда почти не вслушивалась в вопросы аудитории; у Нерео ей хотелось спросить только одно — как скоро он сможет сотворить еще одно такое чудо. И пока Людовико бубнил об «очевидных» перспективах согласования эксперимента Нерео с доктриной светоносных частиц, Ялда фантазировала о пантографах. Если Нерео не сможет предоставить им световую гребенку, то, возможно, университету будет по силам сделать свою собственную?
Когда выступление было окончено, она быстро прошла в переднюю часть зала; будучи студенткой Джорджо, Ялда была обязана оказать его гостю радушный прием. Неподалеку вертелись Руфино и Зосимо, готовые сопроводить Нерео в университетскую столовую. Ялда оказалась в заднем поле зрения Нерео в тот момент, когда двое выдающихся экспериментаторов развлекали себя непринужденной беседой. Учитывая ее размеры, игнорировать Ялду было довольно сложно, и когда их глаза встретились, она решила воспользоваться удобным случаем.
— Прошу прощения, сэр, я упустила возможность задать вам вопрос, — сказала она.
Джорджо не выглядел довольным, но Нерео проявил снисходительность.
— Я слушаю.
— Расположение света внутри звездного шлейфа зависит от скорости светового луча, — начала она. — Нельзя ли выяснить более точную зависимость между длиной волны и скоростью, пропустив последовательные срезы звездного шлейфа через ваше устройство? — И когда Нерео не ответил сразу, Ялда любезно добавила: — На горе Бесподобная у университета есть прекрасная обсерватория. Вооружившись двумя инструментами и объединив усилия…
Нерео прервал ее.
— Если фрагмент звездного следа достаточно узок, чтобы по нему можно было судить о скорости света, то он не даст нужной яркости. Дифракционная картина с информацией о длинах волн окажется настолько тусклой, что ее невозможно будет рассмотреть.
Он снова повернулся к Джорджо. Ялда беззвучно выругала себя; она не подумала о практической стороне дела.
Когда впятером они покинули лекционный зал и вышли на вымощенную булыжником территорию университета, мысли Ялды были заняты отчаянными попытками спасти ее проект. Химики все обещали и обещали изобрести светочувствительное покрытие для бумаги, которое при достаточно долгом экспонировании могло бы запечатлеть телескопическое изображение звезд. Однако их лучшее на сегодняшний день решение реагировало лишь на узкую часть светового спектра и имело склонность к самопроизвольному возгоранию.
Когда они пришли в столовую, внутри у самого входа их ждал Людовико. Отважно отделившись от группы, Зосимо подошел к нему, чтобы отвлечь внимание какой-то импровизированной чепухой насчет административных накладок с оплатой обучения. Дискуссии о преимуществах волновой и корпускулярной доктрин всегда встречали с одобрением, но Людовико со своей мономанией явно переходил все границы.
Ялда и Руфино пошли в кладовую за едой.
— У тебя, наверное, хорошее зрение, Ялда, — произнес дразнящим голосом Руфино, — раз ты надеешься измерить длину волны по одной ниточке звездного света.
— Способ наверняка есть, — парировала она, выпячивая дополнительную пару рук и решая таким образом проблему выбора из шести пряных караваев, которые в Зевгме по традиции предлагали гостям.
Людей в столовой было немного; большинство из них обедали намного позже, в третьей склянке. Когда Нерео и Джорджо сели и приступили к еде, Ялда и Руфино остались стоять рядом, внимательно наблюдая за происходящим; Зосимо они не видели, но он, скорее всего, подыгрывал своей же истории, вынуждая Людовико, заведующего финансами факультета, дотащиться до своего кабинета, чтобы проверить платежные ведомости.
Размышляя над тем, сколько усилий и умений было потрачено на создание чудесного изобретения Нерео, Ялда поняла, что на построение материальной базы, необходимой для создания собственной световой гребенки, у университета уйдет несколько лет; необходимая для этого точность намного превышала их современные возможности. Если Нерео уедет, не заключив с ними соглашение о сотрудничестве, то им придется довольствоваться одними лишь таблицами, сопоставляющими длины волн с субъективными оценками различных цветов. Нерео, надо полагать, опубликует их в положенный срок. Сведения о том, сколько колебаний «красного», «желтого» или «зеленого» света умещается в одном мизере, были не такими уж бесполезными, но по сравнению с возможностью дать количественную оценку длинам волн реального светового луча с помощью оптической скамьи это были всего лишь жалкие второсортные данные. А без точных данных надеяться на понимание природы света просто невозможно.
Математические методы применялись для описания звуковых колебаний, колебаний твердых тел, колебаний натянутых струн — тем самым устанавливалась связь между свойствами сред, обеспечивающих распространение волн, и свойствами самих волн. Среда, ответственная за распространение света, была самой неуловимой из всех, но если бы мы смогли приписать конкретные числа самим волнам, то, вероятно, смогли бы охватить своим пониманием даже эту странную субстанцию.
Нерео встал и обратился к студентам.
— Обед был очень вкусным; благодарю вас.
В отчаянии Ялда выпалила мысль, которая невысказанной таилась где-то на границе ее подсознания.
— Прошу прощения, сэр, но… что если пропустить через ваше устройство полный шлейф звезды? Ведь при должной фокусировке цвета растянутого спектра можно рекомбинировать, и тогда изображение будет достаточно ярким, чтобы его можно было рассмотреть, верно?
Джорджо воскликнул:
— Хватит уже! Наш гость устал!
Нерео поднял руку, призывая проявить терпение, и дал Ялде ответ:
— Согласно принципу обратимости, да — но только при условии, что оба метода распределения цветов находятся в точном соответствии друг с другом, в чем лично я сомневаюсь.