Тамара, которую Ялда тоже почти не знала, слышала о теории, которая начала распространяться спустя несколько дней после того, как стало известно, что вращение «Бесподобной» остановило ударные вспышки.
— Светороды меняют знак, — сказала она. — Положительным светородам в нашей материи будут соответствовать отрицательные светороды пыли, и наоборот.
— А ты можешь объяснить почему? — не унималась Ялда.
— Они добрались до нас…, обогнув космос, — выдавила Тамара, описав одной рукой петлю.
— А почему это важно? — настойчиво спрашивала Ялда. — Почему из-за этого светороды меняются местами?
— Я не знаю, — призналась Тамара.
Ялда изобразила общую идею.
— Предположим, что ортогональные звезды и ортогональные миры — это фрагменты, которые откололись от первородного мира в обратном направлении. Они совершили полный оборот вокруг космоса, и теперь мы движемся вместе с ними, а наши стрелы возрастающей энтропии направлены в одну и ту же сторону. Мы знаем, что направления этих стрел совпадают, потому что в противном случае мы бы не видели ортогональных звезд. Но уравнение Нерео связывает поле, окружающее светород, с неким вектором, направленным по касательной к его истории — и нет никакой причины считать, что направление этого вектора имеет какое-то отношение к энтропии; оно просто должно оставаться неизменным на протяжении всей истории светорода. От этого вектора зависит, будет ли светород положительным или, наоборот, отрицательным: мы называем светород положительным, если его вектор направлен в наше будущее, и отрицательным — если он направлен в наше прошлое.
— Так кто же нарисовал стрелки на светородах? — пошутила Фатима.
— Вот именно, — согласилась Ялда. — В действительности смысл этого вектора никто не понимает. Но мы, тем не менее, должны быть в состоянии отличить два разноименных светорода. Вблизи отрицательный светород будет отталкивать положительный, а рельеф потенциальной энергии, окружающей отрицательную частицу, с точки зрения положительной будет перевернут вверх ногами: пики превратятся в ямы, а ямы — наоборот, в пики.
— И их смешение приведет к взаимному уничтожению, — предположила Проспера.
— Необязательно, — возразила Ялда. — Положительный светород нельзя заменить на отрицательный, который бы находился в том же самом месте твердого тела, однако отрицательный светород в любом случае не захочет там находиться — с его точки зрения кривая потенциальной энергии перевернута вверх ногами, поэтому он предпочтет оказаться рядом с пиком, а не ямой. А если он находится вблизи пика, то исходная картина не будет разрушена, а наоборот, усилится.
— То есть на самом деле мы не можем объяснить, почему пылинка, состоящая из перевернутых светородов, должна при столкновении с обычным камнем причинить больший вред, чем обычная пылинка, движущаяся с той же скоростью. С другой стороны…, мы по сути не знаем, ни как работают либераторы растительного происхождения, ни почему камни просто не загораются сами по себе. Иначе говоря, нам предстоит пройти долгий путь, прежде чем мы сможем указать что может вызвать возгорание конкретного твердого тела, а что — нет.
Ялда помедлила, чтобы прочитать выражения на лицах студентов и понять, кого из них начинала тяготить стоящая перед ними неопределенность, а кого восхищала перспектива заняться исследованием чего-то совершенно нового.
— Ответов у меня нет, — сказала она. — Все что я могу — это выдать вам кое-какие инструменты, которые помогут вам в исследовании этих тайн, а затем отойти в сторону и наблюдать за вашими открытиями.
— Ялда, могу я с тобой поговорить?
Ялда оторвалась от своих конспектов и подняв голову, увидела Лавинио, который держался за веревки у входа в ее кабинет.
— Конечно.
Когда он подошел ближе, серьезность его поведения стала очевидной.
— Только не говори мне, что дело в пшенице, — умоляюще произнесла Ялда.
— С пшеницей все в порядке, — заверил ее Лавинио. — Но часть золотарника поражена болезнью.
— Часть?
— Не у каждого растения есть явные признаки заражения, — сказал он, — но, тем не менее, больные растения были обнаружены во всех четырех садах.
— Как такое могло случиться? — К каждому саду был прикреплен свой персонал, и даже Лавинио воздерживался от посещения всех четырех. Инфекция, появившаяся в одном саду, не могла так легко распространиться на остальные.
— Точную причину мы уже не узнаем.
— Но можно ведь предложить какие-то гипотезы, чтобы предотвратить подобное в будущем? — Если протоколы по сдерживанию болезни были несовершенны, нужно было срочно заняться их исправлением.
— Скорее всего, дело в пересадке, которую мы провели перед самым запуском вращения, — сказал Лавинио. — Удержать пыль, которая попала в воздух, было невозможно; так или иначе ее бы разнесло по всей горе.
Довод звучал вполне разумно, и если избежать угрозы было нельзя, у них, по крайней мере, был шанс, что впредь она не повторится.
Ялда собралась с силами.
— Итак, как в целом обстоят дела?
— В каждом саду мы сделали обрезку трех кустов золотарника и начали выращивать их в дюжине новых мест, — ответил Лавинио. — Пересадка была произведена со всей тщательностью; каждый черенок по очереди доставляли два курьера, которые ни разу не посещали сады; кроме того, я набрал новых сотрудников, чтобы присматривать за растениями. Но если придерживаться реалистичного сценария, то мы не можем рассчитывать на то, что ни одно из них не будет поражено той же болезнью.
— Верно.
— Слишком рискованно собирать лепестки, пока черенки не укоренятся, — добавил Лавинио. — И прямо сейчас брать слишком много лепестков со старых растений, пожалуй, тоже неразумно; мы не хотим их чрезмерно ослаблять, не будучи уверенными в том, что здоровыми окажутся хотя бы несколько новых растений.
— Я понимаю. — В течение нескольких последующих черед производство холина будет снижено; это было неизбежно.
Но Лавинио уже сделал все возможное, чтобы оградить их будущие запасы. Если им повезет, нехватка не обязательно продлится долго или вызовет серьезные проблемы.
— Дай мне знать, если что-нибудь изменится, — сказала Ялда.
В аптеке Сефора проверила запас таблеток холина.
— При текущем потреблении холина хватит примерно на семь черед, — сообщила она. — Часть лепестков все еще проходит переработку, но это увеличит запас только на один-два дня.
С самого запуска каждая женщина на борту «Бесподобной» регулярно принимала холин, дозировка которого определялась в зависимости от возраста в соответствии с таблицами, которые Дария составила с учетом минимизации рисков. До настоящего момента сады предоставляли более чем достаточно лепестков золотарника, чтобы поддерживать запас холина на одном и том же уровне; главным препятствием к строительству более крупного склада был срок годности самого препарата.
— Ты можешь составить новые таблицы с дозировкой? — спросила Ялда.
— Исходя из чего?
— Нам нужно растянуть имеющиеся резервы — но и просто держать холин на полках, пока он не испортится, смысла тоже нет.
— И… на какой же срок нам их растянуть? — надавила на нее Сефора.
— Сложно сказать, — призналась Ялда. — Мы точно не знаем, когда сады снова станут пригодны для сбора урожая.
— Как сильно ты готова урезать дозировку?
— А насколько это возможно, не подвергая людей риску?
— Точных данных ни у кого нет, — ответила Сефора. — Никто не проводил полноценных исследований эффективности холина и не давал количественных оценок. Все, что мы имеем — это эпизодические сообщения: если ты знаешь о женщине, которую в определенном возрасте не защитила определенная доза холина, которую она по слухам принимала, то ты просто делаешь вывод, что разумнее эту дозу увеличить.
На «Бесподобной» эта неопределенность должна была компенсироваться постоянным избытком препарата — что должно было стать вполне возможным при наличии четырех садов.