— Представь — все это он сам написал.
— Откуда вы знаете?
— Зашел посмотреть — после того как умер, — правда ли у них тут есть десятирукие.
— Есть?
— Сама выясняй.
Господин Ясимото окунает кисточку в тушь, отточенным стремительным движением наносит последний штрих, потом встает, кланяется Канье и начинает говорить по — японски. Почти тут же пружинщица переводит на тайский:
— Ваш визит — честь для меня.
Он ненадолго замолкает, а за ним и девушка. Канья догадывается, что та очень хороша собой — по-своему, по — кукольному; расстегнутая сверху короткая блузка приоткрывает ложбинку под шеей, светлая юбка соблазнительно облегает бедра. Настоящая красавица, если забыть о ее извращенной природе.
— Вам известно, зачем я здесь?
Японец отвечает быстрым кивком.
— До нас дошли слухи о прискорбном происшествии, а также газеты и листовки, в которых часто упоминается моя страна. — Он бросает на Канью пристальный взгляд. — Очень многие настроены против нас и высказывают чрезвычайно несправедливые и ошибочные суждения.
— У нас есть вопросы…
— Спешу заверить: мы друзья королевства и всегда были тайцам союзниками — еще с той давней большой войны.
— Я хотела бы знать…
— Не желаете чаю? — снова прерывает Ясимото.
Канья терпеливо играет роль вежливого гостя.
— Благодарю вас.
Пружинщица, получив указания, встает и выходит. Канья невольно чувствует облегчение: в присутствии этой твари было как-то не по себе. Правда, без переводчика в комнате повисает молчание, и она ощущает, как тают секунды и минуты. Время, время уходит. Небо затягивает грозовыми тучами, а тут — церемонии.
Пружинщица присаживается у низкого столика, точными движениями смешивает и заваривает чай. Канья заставляет себя молча наблюдать за странными жестами этого существа и понемногу понимает, чего добивались японцы, создавая себе слуг. Девушка действует безупречно, как часы, в ее выверенных движениях во время чайной церемонии есть изящество.
Сама же пружинщица старательно не замечает гостью, ничего не говорит о белой министерской форме, понимает, что при иных обстоятельствах уже была бы отправлена в компост, но вида не подает — ведет себя безупречно вежливо.
Ясимото ждет, когда Канья сделает первый глоток, потом отпивает сам и аккуратно ставит чашку на столик.
— Наши страны дружат очень давно — с тех пор как во времена вашего великого ученого Кинга Пумибола император преподнес в дар королевству тиляпию. Мы верны нашим добрым отношениям и, надеюсь, в нынешнем деле также сможем быть вам полезны, но сперва хочу еще раз подчеркнуть, что мы — ваши друзья.
— Расскажите о пружинщиках.
— Что именно вы хотели бы знать? — Он с улыбкой показывает на сидящую рядом девушку: — Одна из них сейчас перед вами.
Канья не показывает охвативших ее противоречивых чувств. Девушка очень красива: прекрасная кожа, удивительно изящные движения, — но от ее вида по спине пробегает холодок.
— Для чего они вам?
— Наше население стареет, молодежи совсем мало, а славные девушки вроде Хироко заполняют этот пробел. Мы не такие, как тайцы. У нас есть калории, но трудиться некому, поэтому стране нужны личные помощники и рабочие.
Скрывая отвращение, Канья говорит:
— Да, вы, японцы, совсем другие. Только вам мы дали исключительное право ввозить этих…
— Убийц, — подсказывает Джайди.
— …созданий. Вроде нее. — Она невольно кивает на переводчицу. — Больше — ни одной стране и ни одной фабрике.
— Мы ценим эту привилегию.
— Однако злоупотребляете ею, раз пользуетесь военными моделями…
Хироко прерывает гостью на полуслове и спешит передать возмущенный ответ своего хозяина.
— Нет! Это исключено! Мы даже близко не подходим к подобным технологиям!
Ясимото багровеет от гнева. Канья думает, не нарушила ли случайно какую-нибудь норму японского этикета, а пружинщица продолжает совершенно спокойным голосом:
— Мы имеем дело только с Новыми японцами вроде Хироко. Она послушна, умна и прекрасно обучена. Это — необходимое орудие в нашей работе, такое же, как мотыга для крестьянина или меч для самурая.
— Любопытно, что вы упоминаете именно меч.
— Хироко — не военная модель. Мы не располагаем подобными технологиями.
Канья достает из кармана и припечатывает к столику фотографию пружинщицы-убийцы.
— Тем не менее одна из ваших — ввезенная вами и зарегистрированная на вашего человека — совершила покушение на Сомдета Чаопрайю и еще восьмерых человек, а потом исчезла, растворилась в воздухе, как рассерженный пхи. А вы, глядя мне в глаза, говорите, что военных пружинщиков тут быть не может! — В конце она переходит на крик, но переводчица продолжает говорить спокойно.