– Не могу поверить, что ты в трёхмерном пространстве. Живая, настоящая, тебя можно потрогать. Этого конечно делать не буду, если не позволишь. Но факт есть факт. Твой бесподобный аромат: слышу шум прибоя и болтовню чаек.
– Мне не верится, – ответила ты, чуть крепче сжимая мою руку.
– Три часа ночи, спать нужно, завтра длинный день. Но, не могу заставить себя закрыть глаза, ведь тогда я погружусь в сон и не буду чувствовать теплоты твоих прикосновений.
– Поверь, любовь моя, я тут, рядом с тобой, в этой кровати, под пуховым одеялом.
– Не хочу, чтобы это заканчивалось. Никогда, – в моей душе заскрипела тоска, такая же невидимая, как слёзы под дождём.
Что это было. Я умер? Неважно, если достигнут результат. Это политика всех государств и людей. Лишь достигнута цель, и сопутствующие потери идут на второй план.
Пора идти. Сейчас бы кофе или найти труп огромного животного, взрезать световым мечом брюхо и погреться. Во мне очнулся юмор, хорошо. Старина Юра, верь в человечество, у меня получится. Поехали.
Я встал и побрел вдоль железнодорожных нитей, которые уплывали вдаль, внушая ужас своей длинной. Помню, дедушка рассказывал мне о старых поездах, которые ходили по стальным рельсам, они подкладывали на них железные монетки, чтобы их сплющило. Достаточно лирики, нужно сосредоточиться на житейских делах. Над моей головой всё еще весит клинок Фемиды. Острый и беспощадный, в любой момент готовится впиться в мой затылок, как изголодавшаяся по любви сладострастница. После часа ходьбы, если честно, стало теплее. Даже появилась надежда. Впереди я услышал какие-то звуки – мой мозг сейчас не способен разобрать поток информации, идущий из вне, все силы идут на стабилизацию процессов сохранения тепла в организме.
У дороги, среди тумана, различался силуэт. Он стоит над трупом большого рогатого животного. У него ружье на плече. Тут всё становится на свои места: браконьер. Точно знаю, что животных запретили убивать еще в прошлом веке, ибо их осталось совсем мало. Раньше этим занималась красная книга: искала вымирающие виды и сохраняла численность особей, сейчас же абсолютно все животные в этой красной книге. Наказание за браконьерство самое суровое – смерть. Даже линчевание не возбраняется в отношении браконьеров. Но по воле случая, мне сейчас совершенно не до этого. Нужна помощь, и я намерен просить её у этого неприятного человека.
– Здравствуй. Я безоружен. – поднимая руки, выкрикнул я с приличного расстояния, примерно в метров десять.
– Стоять. Ты нахрен кто такой? – это был мужчина, лет эдак сорока, с густой бородой и серыми, как пепел глазами.
– Это хороший вопрос. Сам бы хотел знать ответ, моя память голая, как девица, ни хрена ни помню.
– Думаешь, шутки шутить уместно, когда стоишь под дулом? Ведь мой палец может и скользнуть по спусковому крючку. Мне всё равно, тебя тут же и зарою. Поверь, по опыту знаю: никто тебя не раскопает здесь еще пару сотен лет.
– Хах, надеялся разрядить ситуацию. Мне кажется, у меня всегда с этим были проблемы. В смысле не с оружием и закапыванием, а с разряжением накаленных ситуаций.
– Ты давай-ка перестань болтать и подойди поближе, – мне стало немного некомфортно, конечно, после этих его слов.
Я начал движение. Думаю, теперь мои шансы гораздо повысились. Особенно, если у него есть чистая вода, тёплая одежда и связь с реальностью, которой, к слову, очень не хватает. Пить хочется. Мое состояние похоже на утро после выпускного в школе, только умноженное на каждый выпитый стакан виски за всю жизнь. Придется поведать ему всю историю, которая насчитывала несколько часов. Но это совершенно неважно.
Спустя десять минут мы уже шли в сторону лагеря браконьера по имени Бредуа. «Странное имя», -сначала так показалось, но потом понял, что ничьих имен не помню, даже нашего правителя, храни его квантовая механика. Поэтому, пожав ему руку, я сказал, что рад познакомиться, но имени своего не могу назвать. Бредуа принял мои странности. Культурный человек оказался, хоть и браконьер. Мы развели огонь, который, кстати, из настоящих деревьев – тоже был вне закона. Я преступник – вот так и ступаешь на кривую дорожку, ради выживания. Моё нутро кричало мне об отвратительности моих действий по отношению к лесу, видимо, в прошлой жизни мне было не всё равно. Браконьер готовил убитого на огне оленя (– мир его душе) – спасительная горячая пища.