— Антонина, ты не понимаешь. Двадцать пять процентов щелока экономим! Давай рацию кинем. Кучу денег загребешь.
«Рацию кинуть» — значит рационализаторское предложение написать. Тесов приглашав в соавторы — не только из корысти, но и по дружбе.
— Кстати, — вспомнила Тоня. — Одолжи до получки.
— Сколько? — Он забренчал мелочью в кармане.
Она только рукой махнула. Ей нужно было тридцать рублей. Жанна вчера предложила английские туфли — самой велики, — а теперь Тоня подумала: отчего не сделать себе подарок? Тридцать пять лет…
— Антонина, так пишем рацию? Деньги же сами в руки плывут!
— Ну да, получу десятку…
— Полсотни!
— Ну полсотни, а потом срежут нормы на щелок, как работать буду? Вдруг в один прекрасный день селитру твою не завезут? Зачем мне лишние хлопоты?
На это Вале нечего было возразить.
— Частный собственник ты… Негосударственно мыслишь… Лишь бы себе спокойнее.
— Твоя селитра революцию не сделает. Научно-техническую.
— У тебя, Антонина, неправильное представление о революции.
— Иди себе, Тесов, куда шел.
— Со всеми вытекающими последствиями.
— Иди, иди.
Тоня сегодня еще не была у пескодувок, она спешила, но Валя не отходил:
— Ладно, слушай анекдот. Даром рассказываю. Важник утром накрутил хвост моему начальнику — брак-то в марте вверх полез, и тот теперь сидит, сочиняет. Что бы ты думала?
— Проект распоряжения?
— Точно. «Начальника стержневого участка Антонину Брагину лишить премии за март месяц на сто процентов». Это рублей сорок, а?
— За что?
— Работали вчера на негодном щелоке?
— Мы и сегодня работаем. А если другого нет?
— Ну, Антонина!.. Так виновных никогда не найдешь. Брак есть — должны быть и виновные. Вот Корзун и сочиняет…
— Все вы в техчасти сочинители, — сказала Тоня, а Валя, воздав Тоне добром за зло, довольный собой, заспешил дальше.
«Брак есть — должны быть и виновные». Это Тоне объяснять не надо. Тем более что в марте брак полез вверх. Еще бы ему не полезть. Людей не хватает.
Тоня обдумывала Валину новость.
Корзуна можно понять. Он начальник техчасти. Он первый отвечает за брак. Важник, конечно, уже кричал в кабинете: «Я неграмотный! Я слушать ничего не хочу! Или твоя технология ни к черту, или ее не выполняют! Тогда дай мне виновного!» Вынь да положь ему виновного. А тут Брагина работает на негодном щелоке. И искать не нужно. Садись и катай распоряжение.
Однако Тоня не собиралась уступать. Как только освободилась от самых срочных дел, позвонила из своей конторки Корзуну.
— А, Антонина. — Конечно, он не обрадовался. — Как жизнь?
— Тридцать рублей не одолжишь? — спросила Тоня.
Она подумала: если у него есть, то сейчас, когда он пишет распоряжение, чтобы лишить ее денег, последние отдаст.
— Поищем, — оживился Корзун. — Для хорошего человека…
— Спасибо, — перебила она холодно. — Значит, до получки. А сейчас я к тебе вот по какому делу: щелок завезли с низким удельным весом.
Корзун долго молчал, соображая, куда она клонит. Тоня разглядывала прокопченный потолок. Вдоль грязных стен стояли деревянные лавки, а у мутного окна — Тонин стол с телефоном и школьной чернильницей. Столешница из крашеной фанеры вся была изрезана ножом — именами и женскими фигурками. Тоня заметила свежие чернильные каракули и стала машинально разбирать их, пока не поняла, что читает похабщину.
— Ты не мне звони, — наконец ответил Корзун. — Снабженцам.
— Другого щелока не будет, — сказала Тоня, замазывая пером надпись на столе. — Или работать на этом, или цех остановить. Ты начальник техчасти. Ты решай.
— На негодных материалах работать нельзя.
— Значит, не работать? Стоять?
— Это твое дело. Я тебе не начальник.
— Дай предписание, что на этом щелоке нельзя работать. Тогда я не буду.
— Не дам. Есть технические условия, там все сказано.
— А начальник техчасти у нас есть? Чтобы оперативно решать?
— На негодном щелоке работать нельзя.
— Дай предписание.
— Нечего бюрократию разводить, понимаешь.
Боится. Останови цех — Важник с потрохами съест. Тоня выдвигала и задвигала ящик стола. Он был набит всякими бланками, штуцерами и гнутыми проволочками — кусочками арматуры. На одну проволочку кто-то нацепил окурок «Беломора».
— Значит, работать? — Тоня повысила голос, разозленная видом окурка в своем столе.
— Я же тебе сказал…