— Ко-о-оля! — отчаянно кричала она.
— Не глухой.
Он заглянул в ее ведерко и втайне порадовался: ягод было на три четверти, не больше. Водитель тащил полную корзинку, Николай прикинул: «Литров пять будет». Немного расстроился, но утешил себя: «Конечно, парень молодой. Если б не моя поясница…»
Поляна ослепила солнцем, оглушила криками. На другом ее конце стоял кораллового цвета «МАЗ-500» с желтым крытым кузовом, вокруг сновали люди. В центре поляны молодежь в купальниках играла в мяч.
— Иди искупайся, — сказала Нина.
— А тут речка есть?
— Ходил-ходил и не видел.
Николай, стараясь не кряхтеть — Нина была близко, — лег в тени автобуса на спину и подумал, что встать уже не сможет. Рядом стояла корзина Ивана. Николай дотянулся, приподнял закрывающую марлю, заглянул — почти пустая. От круга играющих отделилась гуттаперчевая фигура, черная на ослепительном небе, направилась к нему. Упала рядом и оказалась Иваном. Иван покосился на добычу брата, спросил:
— Что ж так мало?
Николай отвернулся.
— Иван, Иван! — звали девушки из круга.
— Не могу! И так старуха ревнует! — Он вытянулся рядом с братом, потянул носом воздух и блаженно застонал. — Благодать, а, Микола? Слышишь?
— Что слышишь?
— Слышишь, щами пахнет? Золото у меня, а не жена.
При мысли о еде Николай почувствовал дурноту. Напекло, наверно, без картузика.
На пластиковой скатерти горками лежали помидоры, огурцы и яблоки, кучей на блюде — жареные цыплята. Стояли бутылки с пивом и лимонадом. Иван открывал консервы, сын Николая расставлял стаканы и тарелки, заговорщицки подмигивая, дядя и племянник тайком от всех подбрасывали друг другу кусочки. Водителю, который из скромности все держался в стороне, поручили резать хлеб, он тоже втихомолку жевал корочку. Верка привела от родника перемытых детей, и стали рассаживаться на траве. Женщины притащили на кривой палке громадную закопченную кастрюлю со щами.
— Ну где он?
— Микола!
— Папа, ты где? Опять пропал!
Стараясь не показать, как трудно ему это, Николай поднялся, подошел к ним. «Зачем мне нужна была эта малина?» Он слишком устал и почти не ел. Впрочем, он никогда не замечал, что ест.
Иван смешил детей.
— Эх, сейчас бы огурчика, — мечтательно говорил он, а дети протягивали ему огурцы, кричали хором:
— А вот и огурчик!
Иван изображал счастливое изумление:
— Как же я их не заметил?
Через минуту:
— Эх, сейчас бы курочку…
Дети падали от смеха:
— А вот и курочка!
И опять счастливо изумлялся Иван. Глядя на покатывающихся детей, смеялись и матери. Дети сами начали играть: «Эх, сейчас бы…» — а матери радовались их аппетиту. Каждый бы день так! Вера смеялась заразительнее всех, смотрела отцу в рот: что он еще придумает?
— Эх, сейчас бы… водочки! — сказал он.
Водитель захохотал.
— Только не тебе, — сказал Иван и потянулся за бутылкой.
Верка зашептала что-то на ухо матери.
— Сейчас можно, — благодушно сказала Галина.
После обеда взрослых разморило. Наскоро все собрали и улеглись в тень. Братья лежали рядом и смотрели на играющих в мяч. Иван любовался бойкой и ловкой девушкой и, когда она отбивала мяч, тихонько смеялся. Николай тоже следил за игрой. Его раздражал самоуверенный парень. Играл тот плохо, но изображал мастера — резал и все время портил мячи, к досаде Николая. Вскоре Николай его возненавидел, а когда парень похлопал девушку по спине, отвернулся и закрыл глаза.