Как ему теперь явиться в партком? Счастье еще, что промахнулся. Ему, конечно, что надо и что не надо вспомнили. Исключили из партии, сняли с работы, опять мастером поставили. Против воли своей стал начальником Шемчак, сутками в цехе сидел, последние силы тратил, но чего-то ему не хватало. «Лентяй ты»,— сказал ему Николай. Шемчак не поверил, а Важник не смог объяснить, что время, нервы, здоровье — этого цеху мало, что, кроме этого, нужно отдать цеху всю силу воображения, без которого проницательность невозможна и которое обеспечивается лишь сильным чувством.
Продержался Шемчак несколько месяцев, и пошло все вкривь и вкось. А когда отстали от плана на трое суток, когда сменил Шемчака другой начальник, но дело не улучшилось, поставил Грачев опять Важника. И вот на тебе... Нервы.
Уже в сумерках, когда он забылся, в прихожей раздался звонок. Говорили тихо, он пытался узнать голос, угадывая, и наконец позвал брата:
— Иван, я не сплю.
— Ого-го! — Иван обрадовался и, проскрипев через две комнаты сапогами, протянул руку: — Держи краба. Говоришь, помирать надумал?
— Да вроде нет,— усмехнулся Николай.— Успеется.
— А то смотри.
Вот кому хорошо все рассказать..
— ...я, помимо разговоров, восемнадцать писем директору написал: нет людей. Увольняются, подаются в колхозы. Чем там лучше, тем мне тяжелее. За два месяца девяносто человек ушли, а принято двенадцать. Что-то я не то делал. Осложнились отношения. Мне, между прочим, РКК тридцать рублей штрафа всобачила за нарушение закона: по две смены некоторые вкалывали. Вычли из зарплаты.
И чувствую я — уже не верят в меня. А это самое страшное. Последние два месяца я на одних тяжеловесных деталях выезжал, все надеялся, что положение изменится. И есть же выходы! Можно было бы с зарплатой многое сделать, да у меня сколько предложений есть, решать надо, решать! Я Грачеву звоню в кузницу: «Решать надо!» «На то вы и начальник цеха, чтобы решать». Слова!! Будто он так мне и позволит... Тут я не выдержал: «Вы или не хотите, или не можете разобраться! Какой же вы директор! За что деньги получаете?»
— Так и сказал?
Николай промолчал. Про деньги он Грачеву не сказал, только подумал, но ведь все равно.
— За что, говоришь, деньги получаете? — захохотал Иван.— И бац — заявление на стол?! Хорошо-о...
Николай слабо улыбнулся. Может быть, и впрямь хорошо? А Иван, отсмеявшись, задумался: хорошо-то хорошо, но...
— И куда ты теперь?
— К тебе пойду, на овощи. Витамин «цэ».
Странно, но об этом Николай еще не думал. Он все еще не мог поверить, что с цехом покончено навсегда, как не мог бы усилием воли заставить себя умереть и родиться в новой роли.
Иван, как видно, заволновался.
— А все-таки, как ни крути, Грачев — сукин сын! — Он вопросительно поглядел на брата.
— Найду куда идти,— сказал Николай.— Заводов много. Бугров, например, всегда к себе возьмет. Правда, не литейщиком, снабженцем..
Ивану этого достаточно. Действительно, чтобы такой человек, как брат его, пропал? Такие люди на дороге не валяются!
— Только не снабженцем.— Он повеселел.— Снабженцем ты хуже делов наделаешь, поверь, сырое это у нас дело.
— А ты?
— Я — другое. Я везде смогу.
— Отчего ж ты такой.. шустрый?
— Это я-то? Шутишь. Ты у нас шустрый. С тобой же драться боялись: ничего перед собой не видишь, ничего не чувствуешь, молотишь кулаками — психованный. Вот и теперь. Директор тебя трогал? Нет. Но ты потерпеть не можешь... Психованный!
Иван попал в точку, брат думал о том же. Много, обидно много он ошибался. Бугров звал его к себе, но кто его теперь возьмет с такой трудовой книжкой? Статья сорок семь «в» — не справившийся с работой...
Кажется, он думал вслух.
— Ну, статью ты через прокурора изменишь.— Иван махнул рукой.— Переходящее знамя в цехе, премии...
Николай промолчал. На овощной базе не знают, что прокуратура не принимает дел по увольнению начальников цехов, откуда Ивану это знать.
— Да, конечно,— подтвердил он.
— За что, говоришь, деньги получаете? — вспомнил Иван и снова захохотал.— Ничего, Микола! Свет клином на литейке не сошелся!
Зазвонил телефон.
— Послушай,— попросил Николай. Осторожно вытянув руку, он включил лампу.
— Алло,— высоким, не своим голосом сказал Иван. Он никак не привыкнет к телефону — не так уж много в жизни пользовался им— и всегда смущается, разговаривая.— Кого, кого?
Николай, забыв про поясницу, стал приподниматься.
— Здесь нет такого! Ошиблись! Да!
Николай опустился на подушку, испуганно посмотрел на брата, словно тот мог прочесть его мысли.