При этом правящий класс все разрастался в течение нескольких поколений, каждое из которых численно намного превосходило предыдущее; ученые называют такое явление «возрастающим паразитизмом элиты». (Аналогичным образом в наши дни увеличивается численность саудовской королевской династии, которая увеличилась всего за сто лет с одного человека до не менее пятнадцати тысяч принцев и принцесс.) Рост числа аристократических отпрысков первопоселенцев, привел к кровавой войне внутри правящего сословия.
Примерно с 650 года, в благодарность богам за свое спасение от планетарной катострофы, майя обуяла строительная лихорадка — они возводили величественные храмы и сооружения для прославления себя и своих деяний. В надписях на камне, обнаруженных в южном Копане, ни разу не упоминаются простолюдины, что типично и для северных майяских надписей. Между тем все эти сооружения возводили простые рабочие. Земледельцам приходилось кормить этих строителей, а также священных правителей и знать. Такое деление на классы обычно не порождает особых проблем, если каждый считает себя частью общей системы и полагает, что отдельный человек играет заметную роль в жизни общества, участвуя в важных ритуалах, которые обеспечивают поддержание миропорядка.
С точки зрения майя, священные правители отвечали за сохранение миропорядка и умиротворение богов с помощью важных церемоний и ритуалов. Простолюдины были готовы поддерживать привилегированный класс, пока тот выполнял свою миссию, совершая эффективные ритуалы. Но после 650 года, вследствие порубок леса, эрозии и истощения почвы, урожаи стали резко падать. Рабочее сословие — землепашцы и строители пирамид, — вероятно, все больше страдало от голода и болезней, тогда как правители присваивали все большую часть общих ресурсов. Общество майя стремительно двигалось к системному кризису.
Непродуманные строительные проекты активизировали вырубку леса, в результате сократившееся еще до того количество осадков уменьшилось еще сильнее, что ускорило деградацию и эрозию почвы, и вдобавок привело к заиливанию ценных сельскохозяйственных угодий и рек. А там блаженствовали москиты! Засухи в период между 760 и 800 годом, вызвали страшный голод, который больнее всего ударил по простолюдинам. Уже давно был забыт вкус маиса. Единственной пищей индейцев теперь была кора дерева кумче и листья других деревьев. Это стало последней каплей, переполнившей чашу терпения общества, и без того близкого к разобщению и внутреннему конфликту. Голод стал очевидным признаком того, что священные правители не исполняют свои социальные обязательства.
Все строительные проекты пришлось приостановить; последние надписи в южном Копане относятся к 822 году, а около 850 года сгорел королевский дворец. Город так и не оправился от этого. Кто-то умер от болезней и голода, но большинство земледельцев и строителей, видимо, просто ушли. На протяжении столетий население города неуклонно сокращалось, и к 1250 году долина Копана по большей части покрылась непроходимыми джунглями. То же самое произошло и с другими майяскими городами-государствами — не со всеми сразу, а постепенно, так как на севере агония продолжалась несколько дольше.
Все эти события происходили на фоне активных эпидемий Лейшманиоза — второго по опасности для жизни паразитарного заболевания в мире, уступающего по смертоносности только малярии. Здесь жители страдали от мукозного лейшманиоза, который называли «ута». Это страшное заболевание, обезображивающее лицо, наводило огромный ужас на майя, моче, инков и другие древние народы, — так как его считали наказанием или проклятием богов. В Перу и других местах археологи нашли захоронения людей (перуанских мумий), у которых лейшманиоз зашел так далеко, что вместо лица осталась только гнилая дыра — болезнь съела все, включая лицевые кости.