Когда Волосатика будили, он высовывал из сумки сонную рожицу, зевал во всю ширь своего маленького ротика и пытался снова юркнуть в свою уютную постельку. Однако я всегда решительно возражал против того, чтобы он лежал и нежился, когда все остальные уже встали и работают. С большой неохотой, поругиваясь, Волосатик оставлял постель и отправлялся через вентиляционное отверстие под крышей на поиски подходящего кустика или ветки, которые служили ему уборной. Затем он спешил ко мне, где его ждал легкий завтрак. Как и я, Волосатик любил начинать день вкусным спелым фруктом и чашкой свежего сока, а чуть попозже, перед тем как приступать к работе, — подкрепиться уже поосновательнее: например, копченой рыбой или жареной курицей и печеными бататами или кукурузной кашей с диким медом.
Я был вполне доволен Волосатиком. Уморительная рожица с выражением мировой скорби во взоре, не покидала его даже в самых смешных и нелепых обстоятельствах. Это был настоящий обезьяний комик, Чарли Чаплин, только несравненно темпераментнее знаменитого американского киноартиста. Волосатик умел злиться так, что от него только искры летели — например, когда я сажал его на обрубленную внизу лиану, и ему приходилось лезть до самого верха, чтобы потом спуститься на землю по стволу дерева. Подобно всем нам, Волосатик был не лишен определенных слабостей и недостатков, среди которых не последнее место занимала банальная лень.
— Послушай, Волосатик, ведь ты обезьяна, — говорил ему я, — а обезьяны всегда лазают по деревьям.
— Потому что они вынуждены! — отвечал Волосатик сердито (во всяком случае, так я его понимал). — А мне что делать на дереве? Листья и плоды мне ни к чему, я и так уже наелся кукурузной каши до того, что живот чуть не лопается!
— Именно поэтому тебе полезно немного поразмяться. Ты должен много двигаться, скакать, лазить… — настаивал я.
— А ты будешь сидеть и зубоскалить? Попробовал бы сам залезть по лиане за завтраком, так узнали бы, что это вовсе не так уж весело! Если говорить начистоту, то ты просто какой-то садист!.. Впрочем, — продолжал лукавый звереныш, нехотя приступая к утомительному подъему по раскачивающейся лиане, — и я тоже могу досадить тебе, если уж на то пошло!
После чего он взбирался на ветку над головой у меня и бросался какой-нибудь ерундой с удивительной меткостью.
Из сказанного вовсе не следует, что я пребывал в постоянной ссоре с Волосатиком. Можно поспорить иной раз, поругаться и оставаться, тем не менее, лучшими друзьями. Правда, Волосатик был еще мал и зелен, и его следовало держать немножко в строгости. Если он, например, не соображал сам, что свежие зеленые листья для его желудка намного полезнее, чем старые, из которых делалась местная бумага для записок, то приходилось, естественно, втолковывать ему этот щекотливый момент.
Кстати, я в жизни не видал более всеядного, чем Волосатик! Он разделял все наши трапезы, после чего еще охотно принимал разнообразные угощения у других. При этом я получил немало трогательных доказательств ответной привязанности со стороны Волосатика. При всем своем отвращении к воде, он отважно плыл ко мне, когда я купался. Больше всего Волосатик любил сидеть на моем плече. Это было не всегда приятно, особенно если он для верности цеплялся хвостом за твою шею, а воображаемый градусник в это время мог бы показывать тридцать пять — сорок градусов в тени.
В таких случаях Волосатик безжалостно ссаживался на землю. Он громко этим возмущался и пытался влезть обратно, но прекращал все попытки, как только на него прикрикивали. Однако стоило Волосатику заметить, что мое внимание чем-то отвлечено, как он тихохонько, крадучись, стараясь сделаться возможно легче, начинал взбираться опять на плечо. Он был готов повторять свою хитрость снова и снова. Известно, что сердце — не камень; в конце концов, победоносный Волосатик оставался сидеть на своем излюбленном месте.
Глава 7
Между тем я поправлялся, с изумлявших всех присутствующих быстротой. Кажется, только недавно я валялся, словно сломанная безжизненная кукла на кровати и вот мне уже начали снимать бинты. Особенно пострадала правая рука. У двух пальцев были оторваны крайние фаланги, у остальных сорваны ногти, все пальцы были переломаны, и на руку было страшно смотреть: кусок обгорелого мяса, да и только. А вот уже свежая кожа активно нарастает, пальцы срослись и шевелятся, а в лунках образовались крохотные новые ногти. Регенерация происходила стремительно и победоносно. Интересно оторванные фаланги пальцев отрастут или нет? Кажется, все же что нет, но поживем и увидим. Если это так, то тогда мне спокойно можно будет пить местное бухло, новая печень тоже вырастет.