Хотя гостиница эта была не для важных сеньоров, но и простые матросы сюда не захаживали, здесь собиралась публика почище. Тут присутствовал семейный ритм, свой дух дружного квартала. Большая зала была освещена закоптелой подвесной люстрой, излучавшей тусклый свет свечей. Хозяин занимал место за стойкой с разнообразными напитками, внимательно наблюдая за нуждами своих посетителей. Какой-то испанский военный в невеликих чинах, возможно капрал, удобно устроившийся в зале, держал в руках гитару, играл и пел звучным голосом веселую и задорную цамбукуэку, хорошо известную в северных провинциях. Звуки суровые и горячие, как бы отражающие пульсацию знойной крови. Ритм настойчивый, неотвязный, неизменный, следовал ритму горячей крови, бьющей в артериях. Пошло веселье! Скоро в центре зала уже начались танцы.
Испанцы непревзойденные танцоры, в своих танцах они буквально доходят до безумия. При первых звуках гитары, большинство из собравшихся, как мужчины, так и женщины, с неистовством отдались своему любимому занятию. Те же, кто в начале скромно держался в стороне, вскоре тоже поддались азарту танцоров и самозабвенно отдались пляске. Через несколько минут уже весь трактир сотрясался от веселого пения и громкого топота танцующей публики, здесь царило буйное веселье. Таверна погрузилась в кипение ритмов. Толпа, охваченная экстазом, бесновалась, блаженно обливаясь потом в тяжелой и звучной атмосфере. Как языки пламени на лесенке в рай!
Среди веселящейся публики находился молодой моряк, лет двадцати пяти, парень с высоким лбом и с тонкими и умными чертами лица, украшенный темными усиками, но с развязными манерами. Он привлекал всеобщее внимание окружающих своей неподражаемой грациозностью в танце. Вокруг него сосредоточились все женщины, одаривающие его обворожительными взглядами и бурно аплодирующие его эксцентричным па. В числе этих женщин были две шестнадцатилетние девушки, отличающиеся дивной красотой, так присущей некоторым испанкам.
Жгучие черные глаза, золотистый загар на румяных щечках, иссиня-черные косы, стройный стан, такой гибкий и чувственный- все это придавала им упоительную и сладострастную прелесть, не поддающеюся никакому анализу, но под магическое действие этих чар всегда невольно поддается самый холодный человек рассудка. Эти женщины превосходили всех остальных в выражении восторга по поводу искусства умелого танцора, а тот, казалось не придавал никакого значения производимому им эффекту, внешне оставаясь холодным и равнодушным.
Друзья поглядывали на танцующую публику, насыщались и вели трудные переговоры. Добровольно присоединится к мятежу, это Вам не шутки. Если бы жестокий иноземный король Карл так жестко не третировал испанскую гордость, Торрес даже разговаривать о подобном не стал. Седеньо-старший же горячо убеждал его, что весь риск завтра же окупится сторицей. Право же, вся жизнь стала бы невыносимой, если бы не было возможности обещать другим что-либо на завтра! Завтра — это надежда. Завтра возможно все! А столь неблагодарные слова как «погибли», «нашли смерть», «он исчез в пустоте мира», «они последовали за молниями вселенной» всегда можно легко опустить…
Девушки-красавицы тем временем устроили безобразную драку, тягая друг друга за волосы. Остальные танцоры пытались разнять ревнивых соперниц, оттаскивая их друг от друга. Но было уже поздно, лица у обеих были расцарапаны, и молодой моряк равнодушным взглядом уже искал для себя новый объект для обожания. Девушки ушли мрачные, злые, столь же замкнутые в себе, как и сицилийские вдовы. Здесь такие картины привычны: горячей обидчивостью до красных пятен на лице, легко ранимой гордостью и мгновенно вспыхивающим инстинктом мстительности, тут никого не удивить.
Самолюбие у этих людей крайне чувствительное, переход к ножу легок; под здешним солнцем гнев вызревает очень быстро; он просто вспыхивает в этом раскаленном воздухе. Все это знаменитая испанская гордость. Жестокость, выступающая двойником чувствительности. Такое впечатление, что вместо крови у этих людей в жилах кипит вулканическая лава! Ненависть вспыхивает, словно порох. Нет, подобного здесь не прощают…
И жестоко мстят своему обидчику. Как и корсиканцы, испанцы из-за нанесенной им обиды или из-за оскорбленной чести часто скрываются в потайные места, где и подстерегают своих недругов… Недаром тропы внутренних районов Испании словно скорбными вехами уставлены деревянными крестами в память об убитых в вендетте. Личная вендетта, как и борьба между целыми семьями, здесь неутолима. Наконец, все более или менее успокоилось.