Грохот поднял всех на ноги, вниз по реке на каноэ в сторону Тринадада уходят многочисленные беженцы. Кто-то бежит в джунгли. Сопротивление нам оказывается слабое и эпизодическое. В городе не более 70 мужчин испанцев и большая часть из них сразу обратилось в бега. Большинство конкистадоров, весьма мужественных и удачливых воинов, занимались хозяйственными делами на своих энкомьендах с индейцами. Но у врага есть и убитые и нам достались пленные. Убитых немного, не больше дюжины. Пленных два десятка женщин и детей. У нас — несколько раненых. Все, теперь потребление шампанского в данном городе упадет до своего многолетнего минимума.
Своеобразный городишко. Уборных нет. За чистотой на улицах следят два десятка черных свиней, да несколько сот грифов, дежурящих на крышах. Отбросы сваливают в реку, ту самую реку, из которой берут питьевую воду и в которой моются — изредка. В сезон дождей очистка улиц происходит, так сказать, автоматически. Свиньи пользуются случаем вырыть глубокие ямы, чтобы потом валяться в лужах.
Оставляем там сорок человек (из них почти половину больных) сторожить припасы и решаемся нагрянуть вниз по реке в Тринидад (Троицу), к моему старому знакомому благородному дону Франсиско Вердуго. Этот старый пердун попил немало крови, когда чинил нам с покойным Кортесом препятствия на пути в Мексику. В ход опять идет серебро и у местных индейцев каким-то волшебным образом откуда-то возникает добрый десяток челнов.
С учетом гребцов-индейцев у нас может разместится в челнах только сорок человек. Остальные, вместе с Рудольфом Климентом остаются в захваченном городе. Авантюра чистой воды, но мои люди уже привыкли к постоянным победам и считают, что так всегда будет идти и дальше. Радостно загружаемся, и целый день плывем вниз по реке. Пусть усталые ноги отдохнут. Что за река? Бог его знает, как она называется на самом деле. Мне она известна как Юмури. Эта река получила свое местное название от отчаянного крика «Йo мори!» — «Я умираю!» — тонущей индеанки, которую в этом месте жестокие испанские солдаты бросили в речные водовороты.
Сейчас, в засушливый сезон, вода в реке была прозрачная, хорошо видно черные камни на дне. Ужинаем, награбленными в Санкти-Спиритусе припасами. А захватили их там не мало- город сельскохозяйственный, производит: вино, масло, сахар, маис, турецкий горох, кацаби (маниок), стручковый перец, фасоль, шпик, солонину, живую птицу и живой скот…. Так что, мы пока на «подножном корме». Подзакусив, мы нашли в себе силы натянуть гамаки и сетки от комаров, развесить для сушки мокрую одежду. Потом опять сели есть и пить. В тот вечер беседа у костра не затянулась.
Утро над рекой, ясное тропическое утро, такое ослепительное, что краски послабее тают в голубой мгле и глаз выделяет только самые буйные цветовые пятна. Едва тронувшись в путь, быстро соображаем, что поторопились. Так как вскоре замечаем на берегу встречную толпу разгневанных испанцев, в количестве около сотни воинов. Похоже, что беженцы прибыли в Вилья-де-ла-Сантисима-Тринидад, живописный маленький порт, приютившийся у подножия сьерры, и подняли там тревогу.
И вот теперь добровольцы отправились, чтобы дать нам жару. Сражаться за славу, честь испанской нации и великого католического короля, а также победу христианства по всей земле. Все они были здоровые воины с гордым и суровым выражением лиц и как внешностью своей, так и гордой осанкой и движениями, находившимися в полнейшем соответствии с их природной надменностью, вызывали немалый трепет у окружающих. Приблизившись к этой толпе, открываем по ним огонь из аркебуз.
Противник быстро попрятался, но потом стал нам отвечать. Быстро понимаем, что обстановка против нас: мы на реке, а враги прячутся за деревьями и спешно высаживаемся на противоположный испанцам берег. Хорошо, хоть огнестрельное оружие у испанцев заключалось в… одиннадцати пищалях, а то бы враги могли перебить половину нашего отряда, пока мы тут маневрировали по течению и против. Полтора десятка арбалетов у противника тоже имелось, что больше, чем у моих людей на всем острове. У меня только швейцарцы имеют дюжину арбалетов, но сейчас у нас в лодках таких всего четыре.
Уплывая, слышу в спину, как один разъяренный испанец торжественно клянется кровью Христовой не простить никому из виновных нашего набега, даже если мы тысячу раз уйдем в монахи, и предать очистительному огню все те монастыри, где мы найдем себе убежище. А нас, естественно, этот доведенный до бешеного неистовства долбодятел, обещает всех четвертовать…Тут у них все серьезно, испанцы считают себя господами мира, властителями, покоряющими все троны, людьми чьи стопы попирают венцы всех тех, кто правит земными королевскими державами своими. То, что это глупое заблуждение, я не собираюсь им объяснять, но такая надменная гордыня показалась мне настоящим кощунством.