Норманская дама
Как саксы, так и норманны с почтением относились к чувствам женщин. Когда перед ними вставали такие серьезные вопросы, как поход на войну, беспричинные предубеждения женщин или их поддержка подобных предприятий часто принимались в расчет. Они, похоже, почти возводились на место древних предсказательниц! Однако, как бы это ни было неприятно для женского тщеславия, следует сказать, что норманны с большим вниманием относились также к ржанию лошадей.
Вскоре после прибытия королевы родился Генрих, младший сын короля, а в отдаленных провинциях Северной Англии была одержана последняя и самая трудная победа этого периода. Само имя, данное ребенку, говорит о желании в какой-то мере определиться с новыми интересами. Вильгельм и Матильда, безусловно, искренне желали благополучия Англии, поскольку английское благосостояние прямо или косвенно было их собственным и это имя было знаком признания наследственного союза с Германией, правящим королем и его более знаменитым отцом. Ничто не поражает нас так, как передаваемые из поколения в поколение злословие и предубеждения, которые история хранит веками. Увидев все в более ясном свете, можно легко объяснить несправедливость. Если бы в Англии тех времен можно было влиять на общественное мнение, принятие новых решений и изменение точки зрения, как в настоящее время (непростая задача), перед Завоевателем и дочерью герцога Фландрии Болдуина открылся бы легкий путь. Они оба могли быть эгоистичны, нетерпимы и жестоки, но были носителями высокоразвитой социальной культуры, образования и просвещенности. Прогресс был чем-то таким, по поводу чего англичане тех времен сетовали и отворачивались, хотя, возможно, не подозревая об этом. Вильгельм и Матильда вынуждены были тратить усилия на борьбу с отжившими мнениями, и их приход в Англию сделал очевидной странную вещь: они должны были либо сделать шаг назад, либо заставить подданных двигаться вперед. А ведь они не были сознательными реформаторами, мудрыми миссионерами новой веры, которые пытались дать темным душам широкий взгляд на жизнь.
Но давайте признаем тот факт, что ничья задача не является более неблагодарной, чем задача человека, которой пытается идти впереди своего времени. Людей сжигали на кострах, вешали, позорили и глумились над ними за гораздо меньшие деяния; фактически ничему более упорно не сопротивляется посредственность, чем стремлению смотреть вперед и предупреждать остальных об опасностях, к которым может привести невежественная близорукость. Ничему так не препятствовали и ничто не подвергали грубым нападкам больше, чем подготовка переписи земель и ресурсов Англии в кадастровой книге(Земельная опись Англии, произведенная Вильгельмом Завоевателем в 1086 г. — Прим. перев.). И ничто не было так необходимо для хорошего управления и стабильного контроля над государственными делами. Сейчас можно лишь удивляться, что эта работа не была проведена быстрее. Работа государственной машины по необходимости осуществлялась тогда грубее. Нет сомнения, что режим тирании Вильгельма безжалостно и неумолимо прокладывал путь во всех направлениях, не обращая внимания на жертвы. Тем не менее для Англии объединенная и сконцентрированная сила правительства была целью, которой следовало добиваться, Гарольд и его враждующие и завистливые соперники графы, мешая друг другу, неумело управляли страной.
И все же будущее правильное направление движения и процветание Англии были слабым утешением для женских сердец в то время или для безземельных лордов, которые вынуждены были оставаться в стороне и наблюдать за тем, как новые хозяева занимают их места. То, что было добыто мечом Вильгельма, и удерживалось при помощи его меча, и, чем больше англичане бунтовали, тем сильнее они облагались налогами и быстрее изгонялись. Их загоняли в болота, преследования сопровождались пожарами и кровопролитием. "Англия превратилась в огромную могилу, — пишет Диккенс, — и трупы людей и животных лежали вместе". Первый итог правления Завоевателя был подобен огню, плугу и бороне на клочке земли.
Это был печальный и трудный период жизни самого Завоевателя: справедлив он был к новым подданным или нет, последние все равно ненавидели его, его далеко идущие планы развития страны вызывали столько же недовольства, как и худшие из его предрассудков или прихотей. Рука каждого была готова подняться против него, и не было глаз, которые не вспыхивали бы злобой при виде короля. Эдуард Исповедник, набожный аскет и почитатель реликвий, любил охоту не меньше, чем его воинственный преемник. Он всегда беспокоился о королевских охотничьих угодьях, но никто и никогда не поднимал голоса против его далекой от святости страсти убивать беззащитных диких созданий и не считал его смиренной душой, любимой ангелами и обучаемой ими во время видений.