Между правлением пирата Гастингса и Танкреда Отевильского и Роберта Гвискара прошел недолгий срок. Нормандия заняла свое место в ряду мощных и уважаемых европейских держав. Одно из могущественных феодальных владений Франции, она стала врагом, которого следовало почитать и бояться, а никак не презирать. Она была верна римской церкви, очень благочестива и щедра по отношению к религиозным учреждениям: ни в одной части Южной Европы не строилось столько церквей, не совершалось столько паломничеств и не почитались так Бог и собственная честь. Рыцари Нормандии перед боем молились, и их уже прославляли в хрониках и песнях.
Трубадуры воспевали их благородные дела повсеместно. Мир видел их храбрость и доблесть. И когда они становились беспокойными и отправлялись в странствия, демонстрируя растущее желание расширить владения и стать хозяевами новых земель, то весь мир смотрел на них с завистью и одобрением. В конце концов норманны избрали собственный путь, но это уже совсем другая история.
Сегодня есть все основания полагать, что проявившиеся впоследствии готовность англичан образовывать колонии и их способность адаптироваться к любым — климатическим и другим — условиям жизни на чужбине была предопределена в нормандских поселениях вдоль побережья Средиземного моря. Возможно, следует еще раз отметить, что норманны более ранних периодов с их тягой к странствиям и любовью к приключениям были подлинными предками английских колонистов. Но Нормандия начала одиннадцатого века тогда уже отчасти напоминала современную Англию. Ее могущество укрепилось, и территория стала слишком мала для удержания такого количества энергии. Население с огромной быстротой увеличилось, и вновь проявилась былая страсть к покорению и поиску лучшей доли. С наступлением лета пчелы образуют новый рой, и так же, как пчелам, норманнам и англичанам нужен был лидер, который бы поднял и сконцентрировал вокруг себя общий дух, иначе совместные силы были бы рассеяны и растрачены впустую.
Эту простую аналогию с пчелами можно продолжить, чтобы объяснить, как странники и искатели приключений, не будучи слишком религиозными, меньшими или большими группами, прокладывали себе путь на юг, к святыням Иерусалима или к источникам богатства и роскоши Востока. Эти походы не имели большого успеха. Хотя мы обнаруживаем, что уже в 1026 году герцог Неаполя позволил группе норманнских пилигримов поселиться в Аверсе и даже помог им построить и укрепить город, который стал чем-то вроде форпоста в Капуа. Сложилось мнение, что норманны готовы и к другим кампаниям: они любили участвовать в сражениях. Итальянские принцы наперебой приглашали их к себе на службу, и норманны показали себя самой грозной силой и верными союзниками при подавлении народных волнений. Вот что рассказывает о них один из историков того времени: "Норманны коварный и мстительный народ, красноречие и притворство являются их врожденными качествами. Они могут унижаться и льстить вам, но если их не удается держать в узде, то они предаются страстям и ведут вольную жизнь. В своем стремлении к богатству и роскоши они презирают все, чем владеют, в надежде на осуществление своих желаний. Норманны восхищаются оружием и лошадьми, роскошной одеждой, соколами и охотой. Однако в чрезвычайных ситуациях они с невероятным терпением могут переносить суровость любого климата и лишения военной жизни".
Как сильно это описание напоминает нам старых викингов! Но нельзя не заметить и определенных изменений, которые появились в характерах северян и датчан. Сейчас им уже присущи черты французов. Их можно сравнить со скромной отделкой из более мягкого полированного дерева по твердому и жесткому дубу.
Аверса вскоре заняла важное место в этой части мира. В норманнской колонии велась большая миссионерская работа, а Роберт Гвискар, главный норманнский искатель приключений и основатель Неаполитанского королевства, был вождем и вдохновителем множества предприятий. Просматривая многочисленные тома по истории тех времен, мы с разочарованием обнаруживаем, что этот интересный эпизод в развитии норманнской цивилизации почти не упоминается.