— Ты, милая тетушка, совершенно напрасно думаешь о смерти: ты окружена любящими людьми, жизнь тебе улыбается!
Но Тира печально покачала головой.
— Ошибаешься, Гакон, — возразила она. — Вчера Хильда ворожила, приготовляя лекарство от моей жгучей боли в груди, и я видела, как ее лицо стало таким зловещим, что я сразу все поняла: с этой минуты я приговорена к смерти. Когда ты тихо подошел ко мне, и я взглянула в твои печальные глаза, то мне показалось, будто я вижу вестника смерти. Но ты, Гакон, здоров и силен: ты долго будешь жить… Давай же говорить только о жизни!
Гакон наклонился и поцеловал бледный лоб Тиры.
— Поцелуй и ты меня, Тира, — прошептал он.
Молодая девушка исполнила его желание, и оба молча начали смотреть на небо, на котором одна за одной стали зажигаться звезды.
Скоро вернулся Гарольд со своей невестой, которая сумела успокоить его, что было заметно по его безмятежной и веселой улыбке.
Внезапно Юдифь вздрогнула, увидев Гакона.
— Виноват, Гакон, я забыл представить тебя моей невесте, — проговорил Гарольд, — это сын моего брата, Свена, Юдифь. Ты, кажется, не встречалась с ним ни разу в жизни.
— О нет, я его видела, — прошептала Юдифь.
— Но когда же и где?
«Во сне», — хотела ответить она, но одумалась.
Гакон поклонился Юдифи, а Гарольд обратился с приветствием к своей сестре, которую он должен был отослать к норманнам, если вдруг захотел бы исполнить свой договор с Вильгельмом.
— Обними, меня, Гарольд, и укутай своим плащом: мне холодно, — жалобно прошептала Тира.
Гарольд прижал ее к себе и тревожно посмотрел на ее исхудалое лицо. Он сразу же повел ее в дом, а его невеста следовала за ним в сопровождении Гакона.
— Дома ли Хильда? — спросил Гакон.
— Нет, сразу после обеда она ушла в лес, — неохотно ответила Юдифь: близость Гакона производила на нее тяжелое впечатление.
— Знаешь что, Гарольд, — обратился молодой человек к графу, — я сейчас пойду к твоему дому, чтобы предупредить сеорлов о твоем прибытии.
— Не нужно, — возразил Гарольд. — Я хочу дождаться Хильду и приду домой только поздно ночью… Я уж отдал приказания Сексвольфу. С восходом солнца мы с тобой отправимся в Лондон, чтобы оттуда выступить против бунтовщиков.
— Хорошо… Прощай, благородная Юдифь! Прощай и ты, милая тетушка… Поцелуй меня еще раз, в залог новой встречи!
Тира обняла его и шепнула:
— Да, но только в могиле, Гакон!
Молодой человек запахнул плащ и задумчиво направился к холму. Дойдя до могилы рыцаря, он остановился.
Стало совершенно темно и наступила зловещая тишина, когда вдруг Гакон услышал чей-то ясный голос:
— Что ищет юность у безмолвных могил?
Ничто никогда не могло поразить Гакона. В его самообладании было что-то ужасное, если принять в расчет его молодые годы.
Он ответил, не оборачиваясь:
— Почему ты называешь мертвецов молчаливыми, Хильда?
Пророчица положила руку ему на плечо и взглянула в лицо.
— Ты прав, сын Свена, — ответила она. — Абсолютного молчания нет нигде, и душе никогда нет покоя… Так ты вернулся на родину, Гакон?
— Вернулся, но я и сам не знаю зачем… Я был еще беспечным ребенком, когда ты предсказала моему отцу, что я рожден на горе и что самый славный час моей жизни будет и последним для меня. С тех пор моя радость исчезла навсегда!
— Но ты тогда был еще таким маленьким, что я удивляюсь, как ты мог принять во внимание мои слова… Я как будто вижу тебя играющим с соколом твоего отца, в тот день, когда он узнал от меня о твоей судьбе.
— О Хильда, да разве только что вспаханная земля неохотно принимает брошенное в нее семя? Так и молодая душа не пропускает первых жизненных уроков… С тех пор ночь сделалась моей подругой, а мысль о смерти постоянной спутницей… Помнишь ли ты, как я накануне своего отъезда ушел тайком из дома Гарольда и прибежал к тебе? Я тогда сказал, что только любовь к Гарольду дает мне силы с твердостью перенести то, что все мои родные, кроме него, смотрят на меня, как на сына убийцы и изгнанника… Я еще добавил тогда, что эта привязанность, как мне кажется, имеет зловещий характер… Тут ты, Хильда, прижала меня к себе, поцеловала холодным поцелуем и здесь же, у этой могилы, утешила своим предсказанием… Ты пела перед огнем, на который брызгала водой, и из слов твоей песни я узнал, что мне суждено будет освободить Гарольда, гордость и надежду нашего семейства, из западни и что с той минуты жизнь моя будет неразрывно связана с его жизнью… Это ободрило меня, и я спросил, буду ли я жить так долго, чтобы успеть обелить имя моего отца? Ты взмахнула своим волшебным посохом, пламя высоко взвилось, и мне был дан ответ: «Как только ты выйдешь из юности, жизнь твоя разгорится ярким пламенем и потом угаснет навсегда.» Так я узнал, что проклятие вечно будет тяготеть надо мной… Я вернулся на родину, чтобы совершить славный подвиг и потом умереть, не успев насладиться его плодами. Но я тем не менее, — продолжал с увлечением юноша, — утешаюсь мыслью, что судьба такого человека, как Гарольд, неразрывна с моей и что горный ручей и быстрый поток потекут вместе в вечность!