Эта песнь леденила теперь кровь в его жилах. Глухо, мрачно звучала она посреди гула битвы.
Шум и крики с дальнего конца поля, победный клич норманнов, вновь огласивший воздух, пробудили короля и напомнили ему о печальной действительности.
В словах, переданных де Гравилем фиц Осборну, заключалось приказание привести в исполнение придуманную заранее хитрость: разыграть нападение на саксонский передовой полк и обратиться потом в притворное бегство. Комедия была сыграна так естественно, что, несмотря на приказ короля и на призывы Леофвайна, смелые англичане, разгоряченные борьбой и близкой победой, бросились за бегущими. Причем они бросились тем запальчивее, что норманны направились туда, где было много незаметных, но весьма опасных узких оврагов, в которые саксы надеялись загнать их.
Эта роковая ошибка случилась как раз в тот момент, когда Вильгельм со своими рыцарями был отброшен от укреплений. С громким злобным хохотом герцог указал на ликующих саксов, пришпорил коня и присоединился со своими рыцарями к пуатинской и булонской коннице, бросившейся в тыл потерявшего строй отряда. Норманнская пехота тут же повернула назад; тогда как конница, в свою очередь, уже вылетела внезапно из кустарника близ оврагов.
Непобедимый до сей минуты полк был окружен и мгновенно смят, а конница все продолжала давить на него со всех сторон.
До сих пор суррейская и суссекская дружины стояли на своих местах под командованием Гурта, теперь им пришлось поспешить на выручку товарищам. Их приход остановил кровавую резню и изменил положение дел. Пользуясь знанием местности, Гурт заманил неприятеля к замаскированным ветвями щелям оврагов вблизи его засады. При этом погибло такое несметное количество врагов, что, по словам летописца, овраги были забиты трупами норманнов вровень с равниной.
Однако, даже несмотря на это немилосердное истребление, у саксов не хватало сил противостоять столь страшному и многочисленному противнику.
В это время отряд, возглавляемой Мартелем, занял, по приказанию герцога, оставшееся свободным пространство между окопами и местом, где происходило основное сражение. Так что когда Гарольд очнулся от тягостного видения и взглянул на поле, все подножие холма уже было опоясано сталью, и у короля не осталось никакой надежды помочь передовому полку.
Он стоял и неподвижно смотрел на происходившее. Только нервные движения рук и подавленные восклицания выдавали сменявшиеся в его сердце надежду и страх.
Наконец он воскликнул:
— Молодец, Гурт! О храбрый Леофвайн! Взгляните на их хоругви! Вправо… влево! Превосходно, Вебба! А! Они идут сюда?! Клин смыкается… прорезает себе путь сквозь самое скопление врагов…
Действительно, разрозненные остатки англичан, не имея возможности соединиться, построились в несколько мелких отрядов и в виде все того же неизменного клина и подняв щиты над головами, осыпаемые градом стрел, шли с разных сторон к окопам. Путь впереди них преграждал грозный отряд Мартеля, а сзади преследовали бесчисленные полчища герцога Норманнского. Король не мог больше безучастно наблюдать за битвой. Он выбрал пятьсот еще не совсем уставших и мужественных воинов и, приказав остальным твердо держать позиции, спустился с холма и внезапно ударил в тыл отряда Мартеля, наполовину состоявшего из норманнов и бретонцев.
Эта вылазка была в полном смысле отчаянная, но, сделанная вовремя, она способствовала отступлению разрозненных сил саксов и прикрыла его. Многие, правда, оказались отрезаны, но Гурту и Леофвайну удалось прорваться со своими отрядами к Гарольду и укрыться в окопах. Вслед за ними в укрепления ворвались и передовые ряды неприятеля, но они тотчас же были вытеснены обратно под радостные крики англичан.
К сожалению, несмотря на помощь Гарольда, спастись удалось лишь немногим удальцам. Более того, не оставалось никакой надежды, что еще оставшиеся в живых, разбросанные по равнинам мелкие отряды смогут присоединиться к ним.