Принять такие условия для англичан было категорически невозможно. Их кажущееся великодушие скрывало тот факт, что от англичан фактически требовали отказаться от всего, что они приобрели во Франции с 1415 года, включая сам Париж, чтобы их король мог обменять свою корону на опустевшее герцогство, из которого были бы изгнаны его собственные сторонники и которым он должен был владеть под сюзеренитетом Карла VII. Как бы ни была плоха военная ситуация, она не оправдывала принятия такого решения. Поскольку говорить больше было не о чем, архиепископ Кемп отозвал свое посольство из Арраса и вернулся в Англию, тем самым отдав пропагандистскую победу арманьякам. Англичане, заявили они, были гордыми, упрямыми и неразумными; они отказывались идти на какие-либо уступки и, уйдя из переговоров, объявили себя врагами мира. Невозможно себе представить, чтобы Генрих V, мастер тактики как в области дипломатии, так и в сражениях, позволил бы себе так оплошать.
Аррасский конгресс был тщательно срежиссирован, чтобы дать Филиппу Бургундскому предлог, необходимый ему для разрыва с англичанами и предоставил ему международный форум, на котором герцог мог продемонстрировать свою личную приверженность к обеспечению всеобщего мира и неуступчивость англичан. Они отказались принять "разумные предложения" арманьяков, и поэтому, в соответствии с условиями соглашения, достигнутого в Невере со своими зятьями, Филипп перейдет на сторону Карла VII. Кардинал Бофорт, нарушив дипломатический протокол, предпринял последнюю попытку чтобы добиться личной беседы с Филиппом, в которой он так страстно умолял герцога сохранить верность союзу с Англией, что пот струился по его лбу. 6 сентября Бофорт признал свое поражение и покинул Аррас со своей свитой, каждый из которых был одет в ливрею кардинала с вышитым на рукаве словом "честь". Это был уместный упрек герцогу, который был личным другом и коллегой Бофорта на протяжении стольких лет[472].
Четыре дня спустя, в 16-ю годовщину убийства Иоанна Бесстрашного в Монтеро, в Аррасе была отслужена торжественная заупокойная месса по герцогу. (Аналогичная заупокойная месса по случаю смерти Генриха V 31 августа была бойкотирована всеми, кроме англичан). После этого Филипп Бургундский собрал всех оставшихся делегатов и спросил их мнение о том, следует ли ему в одностороннем порядке заключить мир с Карлом VII. Естественно, они единодушно проголосовали "за". Единственным камнем преткновения оставалась священная клятва герцога на договоре в Труа, которая была принесена перед алтарем, но кардиналы Альбергати и Лузиньян, папский и соборный легаты, председательствовавшие на конгрессе, уже поручили юристам выяснить, можно ли ее аннулировать. Их заключение объявило клятву юридически недействительной на том двойном основании, что она подвергала опасности бессмертную душу Филиппа, обязывая его к кровопролитию, и что Карл VI не имел права лишать наследства собственного сына. Кардиналы поддержали это мнение и обязались освободить герцога от его обязательств[473].
21 сентября 1435 года Аррасский договор был заключен на церемонии, состоявшейся в аббатстве Сен-Васт. Кардиналы официально освободили герцога Бургундского от клятвы, данной по договору в Труа, герцог Бурбонский и Артур де Ришмон принесли публичные извинения перед алтарем от имени своего короля за убийство отца герцога, а Филипп принес новую клятву мира и верности Карлу VII. Условия нового договора, которые были широко распространены и фигурируют во многих хрониках того времени, были необычайно щедрыми по отношению к герцогу. Помимо наказания убийц своего отца путем их изгнания и конфискации их имущества, Карл VII обещал искупить вину за преступление, финансируя религиозные фонды и мессы в память герцога. Он подтвердил право Филиппа на владение всеми землями, пожалованными ему англичанами, и уступил ему все владения французской короны на Сомме. Наконец, он освободил лично герцога от необходимости приносить оммаж, а его подданных — от военной службы короне. В отличие от договора в Труа, герцог Бургундский не должен был брать на себя обязательства по войне против своих бывших союзников, а только стремиться склонить их к миру[474].
473
Harriss, 250; Ramsay, i, 473; Joycelyne Gledhill Dickinson, The Congress of Arras 1435 (Oxford, 1955), 174–6.