Обстоятельства его смерти неизбежно вызвали подозрения, что он был убит, поэтому члены обеих Палат Парламента были приглашены посмотреть на его тело в церкви аббатства на следующий день, прежде чем оно было отнесено для погребения в гробницу, которую Глостер уже построил для себя рядом со святилищем в аббатстве Сент-Олбанс. Эта публичная демонстрация не смогла развеять слухи, которые впоследствии будут преследовать Саффолка и его соратников, подстроивших падение Глостера. Саффолк ничего не выиграл, лично возглавив процесс по обвинению внебрачного сына Глостера и семи других ведущих членов свиты герцога в измене и прибытии в Бэри для свержения короля. Возможно, он все же испытывал некоторую долю стыда, поскольку, когда Генрих VI запоздало решил помиловать осужденных, когда они находились на эшафоте, Саффолк сам поспешил на место казни в Тайберн, чтобы проследить за тем, чтобы их освободили и отпустили[665].
Этим людям невероятно повезло, ведь они не только сохранили свои жизни и вернули имущество, но и смогли возобновить свою карьеру. Для Элеоноры Кобэм, насильно разведенной вдовы Глостера, такой милости не было. В качестве последнего акта мелкой мстительности в последний день работы Парламента был принят закон, который фактически объявлял ее юридически мертвой, не позволяя ей претендовать на имущество мужа. Это означало, что все его владения, титулы и должности теперь возвращались к королю, который уже пообещал многие из них стервятникам, налетевшим после осуждения Элеоноры. Например, Саффолк получил право стать преемником Глостера в качестве графа Пембрука еще в 1443 году. В тот же день, когда герцог умер, из его состояния были сделаны дарственные королеве Маргарите, основателям Итона и Кембриджа и членам королевского двора. В лучшем случае это была неприличная поспешность. Более зловещим было предоставление имущества Глостера сэру Роберту Роосу и двум королевским чиновникам 13 и 18 февраля — за десять и пять дней до смерти герцога — в преддверии осуждения и конфискации его имущества за государственную измену. Даже если бы дело дошло до этого, представляется маловероятным, что Глостеру удалось бы добиться справедливого суда. Слишком много людей могли потерять от его оправдания[666].
Кардинал Бофорт не надолго пережил племянника, с которым он так жестоко ссорился. После экспедиции Сомерсета в 1443 году, от которой так много ждали и так мало добились, кардинал отошел от общественной жизни и спокойно жил в своей епископской резиденции за городом. Он умер в возрасте около 72-х лет в своем великолепном дворце Вулвси в Винчестере, 11 апреля 1447 года. Хотя Бофорт был скорее принцем, чем священнослужителем, в своей церковной карьере он добился двух высот: он занимал свой епископский пост почти 50 лет, дольше, чем любой другой английский епископ, и он был, что спорно, первым кардиналом, который сохранил свое епископство и проживал в Англии. Огромные богатства Винчестерского епископства позволили ему финансировать завоевание и повторное завоевание английского королевства Франция, и по крайней мере, в двух случаях, в 1421 и 1437 годах, выданные им займы составили более 25.000 ф.с. (13.13 млн. ф.с.), и лишь немногим меньше он предоставил для экспедиции Сомерсета в 1443 году. Без его денег и готовности их одалживать английское владычество во Франции могло закончиться там же, где и началось, в правление Генриха V[667].
Несмотря на свою приверженность войне, Бофорт был прагматиком, готовым пойти на территориальные уступки, чтобы обеспечить прочный мир. Тем не менее, маловероятно, что он одобрил бы неумелое ведение текущих мирных переговоров. Даже сам Саффолк, похоже, опасался ответной реакции, поскольку он снова искал и получил личную и публичную санкцию короля на свои действия, на этот раз на заседании Совета. Одобрение Генриха получило дополнительный вес благодаря изданию прокламаций, угрожавших соответствующим наказанием любому, кто оклевещет Саффолка[668].
Это говорит о том, что критика ведения внешней политики становилась все более открытой, несмотря на молчание Эдмунда Бофорта и Глостера. Было очевидно, что цена мира — даже если это было лишь временное перемирие — возрастала. Чтобы добиться продления перемирия после 11 ноября 1446 года, Генрих был вынужден вновь заявить о своей решимости уступить Мэн и пойти на еще одну катастрофическую уступку. 18 декабря Саффолк и Молейнс договорились с агентами Карла VII, Гийомом Кузино и Жаном Гаваром, которые в то время находились в Лондоне, о том, что церковные доходы с земель, находящихся в обоих подданствах, должны быть возвращены духовенству, проживающему вне этих территорий. На бумаге это казалось справедливым соглашением, но в действительности уступка была почти полностью односторонней в пользу французов, и именно поэтому аналогичное предложение в 1439 году было решительно отклонено[669].