Поскольку Бофорт все еще находился в Англии, получение увольнения Мандфорда значительно затянулось бы, и было бы невозможно осуществить передачу графства в срок к 1 ноября 1447 года. Это, несомненно, было целью и самого Бофорта, так как он все еще требовал полной компенсации за свои потери в Мэне до вступления в должность генерал-лейтенанта в Нормандии. Генрих был взбешен задержкой, поскольку это наносило ущерб его чести как короля, и он подозревал, что Бофорт был причастен к уклонениям своих чиновников. 28 октября он написал Бофорту требующее безусловного подчинения письмо, в котором приказал, "под угрозой нашего неудовольствия", чтобы он, Мандефорд, Ричард Фрогенхалл и все остальные офицеры сдали свои места его уполномоченным без дальнейших отговорок и задержек. Предвидя, что сам Бофорт может воспользоваться тем же предлогом, Генрих предусмотрительно добавил, что это письмо будет для графа достаточным приказом, увольнением и освобождением от должности для передачи Мэна[674].
С запозданием Генрих и Саффолк поняли, что если они хотят заручиться сотрудничеством людей владевших землями в Мэне, то им придется решать вопрос о компенсации. 13 ноября на расширенном заседании английского Совета было решено, что Бофорт должен получать ежегодную пенсию в размере 10.000 т.л. (583.333 ф.с.), которая будет браться из доходов Нормандии, но не было предусмотрено никакой компенсации тем, чьи средства к существованию зависели от их небольших земельных владений. Для них компенсация должна была быть запрошена у французов[675].
31 октября 1447 года в здании капитула в Ле-Мане открылась двухдневная конференция между агентами Карла VII, Кузино и Гаваром, и офицерами Генриха VI, сэром Николасом Молино, главой Счетной палаты в Руане, Осборном Мандфордом, генеральным бальи Мэна, который отказался сдать свои полномочия, и Томасом Дархилом, виконтом Алансона. О важности вопроса о компенсации говорило то, что на конференции присутствовало около 500 заинтересованных лиц, от представителей дворянства и Церкви до горожан и купцов[676].
Первый день конференции был посвящен утомительным, но необходимым формальностям. Кузино рассказал о 4-летней истории обещаний передать Мэн и представил документы, включая секретное обязательство Генриха VI, данное в декабре 1445 года, и полномочия, делегированные ему и Гавару Карлом VII на "разумное обеспечение" лишенных собственности людей. Англичане усомнились в подлинности писем о назначении на том основании, что в них было много подчисток и исправлений и что они не узнали подпись нотариуса, который сделал копию.
Весь процесс занял так много времени, что только на следующий день, 1 ноября — в день, когда Генрих VI обещал передать Мэн, как отметил Кузино, — конференция собралась вновь после посещения мессы в замке. Молино, который выступал в качестве английского представителя на протяжении всей конференции, предъявил свои собственные документы, заявив, что письма Генриха VI, с обещанием уступить Мэн, были обусловлены пожизненными союзами между его королем и Рене и Карлом Анжуйскими, 20-летним перемирием в Анжу и Мэне и "разумным обеспечением… которое правильно понимать как должную компенсацию". Кузино не смог предъявить ни документов подтверждающих союзы, ни перемирия, ни полномочий от Карла VII, разрешающих эти действия, заявив, что оставил их в Сабле, опасаясь нападения по дороге. Без этой гарантии и "разумного обеспечения", согласованного заранее, как утверждал Молино, передача графства не может состояться.
Кузино настаивал на том, что вопрос о перемирии и союзе не имеет значения, поскольку ни то, ни другое не упоминается в письмах Генриха VI, предписывающих передать власть 1 ноября "несмотря на все отговорки и препятствия". Что касается компенсации, он согласился с тем, что в письме упоминается "разумное обеспечение", но отметил, что не была установлена дата его предоставления, и оспорил, что это эквивалентно компенсации. Любое "разумное обеспечение", сделанное до того, как произойдет передача, превратит ее в "своего рода продажу", чего Карл VII никогда не хотел.
Этот аргумент был столь же спорным, как и более раннее оспаривание Молино полномочий Кузино в качестве комиссара. В ответ Молино повторил свои доводы, но попросил "извинить его, если он не сможет изъясняться на французском так же хорошо, как на родном языке". Это не было отрицанием его способности говорить и понимать по-французски, ведь Молино провел предыдущие 25 лет во Франции и был генеральным сборщиком налогов Бедфорда в Анжу и Мэне, прежде чем занял свою нынешнюю должность. Свои юридические и финансовые навыки Молино также давно использовал в собственных интересах, начиная с юридически обязывающего соглашения, которое он заключил (на французском языке) в Арфлёре 12 июля 1421 года со своим английским собратом по оружию, Джоном Винтером, о разделе добычи и инвестировании полученных средств, и заканчивая успешной карьерой в сфере спекуляции недвижимостью в Руане[677]. Ничего из этого не могло быть достигнуто без хорошего знания французского языка и способности говорить на нем.
677
English Suits, 120 n. 18; McFarlane, "A Business-Partnership in War and Administration", 309–10; Massey, "The Land Settlement in Lancastrian Normandy", 275.