Жизненная важность не только полного комплектования гарнизонов, но и постоянной бдительности была драматически продемонстрирована 24 февраля 1430 года. Шато-Гайяр был одним из самых укрепленных замков во Франции. Построенный английским королем Ричардом Львиное Сердце, он стоял на скале, вдающейся в Сену в Лез-Андели, в 20-и милях к северо-востоку от Эврё. К замку можно было подойти только со стороны суши и по узкой полосе земли, которую защищал окруженный рвом бастион с пятью башнями. Большая крепость со стенами толщиной более 16-и футов была защищена двумя обводами стен и рвов; внутренние стены были построены в характерной форме раковины гребешка с 19-ю полукруглыми выступами для отражения обстрела и предотвращения использования штурмовых лестниц. Даже если нападавшим удавалось проникнуть за бастион и внешние стены, единственный вход во внутренний двор выходил на реку, что вынуждало их двигаться по всей длине замка, чтобы попасть внутрь.
Английским капитаном Шато-Гайяр был весьма уважаемый и долго служивший сэр Уильям Бишоптон. Он и его гарнизон заслужили необычную похвалу местного виконта за "тщательную охрану замка" и за то, что "ежедневно покупали припасы, как простые деревенские люди, никогда ничего не захватывая и не требуя от населения". Единственное пятно на их репутации появилось примерно 8 лет назад, когда они поймали и казнили человека, причастного к убийству их лейтенанта, когда тот находился в патруле выслеживая разбойников[313].
Возможно, из-за того, что естественная и искусственная защита Шато-Гайяр была настолько сильной, а также из-за того, что небольшой гарнизон из 5-и латников (трое конных и двое пеших) и 15-и лучников получил в сентябре 1429 года подкрепление из 21 человека, наступило благодушие. Арманьяки уже предприняли одну попытку захватить замок путем измены: один из членов гарнизона был заключен в тюрьму и лишен своего имущества за то, что не донес капитану, что заметил одного солдата из его роты с письмами от врага[314].
Ла Гир, который несколькими неделями ранее взял штурмом Лувье, был также ответственен за захват Шато-Гайяр, хотя не совсем ясно, был ли он сдан ему в результате измены или просто захвачен врасплох. Позднее двое мужчин были казнены, поскольку замок был захвачен "по их вине и недосмотру": Колин ле Франсуа, который нес ночную вахту, и англичанин Томас Сурич, который был женат на женщине из семьи ле Франсуа и в ту ночь отсутствовал без разрешения[315].
Уильям Бишоптон избежал казни, но дорого заплатил за свою "небрежность, беспечность или слабое сопротивление". Бедфорд заключил его в тюрьму в Руане на 32 недели и освободил только из сострадания, потому что Уильям стал терять зрение. Чтобы получить помилование, Бишоптону пришлось выплатить из своего кармана жалованье гарнизону за три месяца и штраф в размере 2.000 т.л. (116.667 ф.с.), который, должен был быть перечислен капитану Ле-Кротуа для покрытия расходов на зарплату гарнизона за шесть месяцев. Кроме того, Бишоптону пришлось заплатить Ла Гиру, который держал в заложниках его сына, огромный выкуп за собственную свободу, [316].
Наказание Бишоптона было столь суровым, потому что он потерял не только важный опорный пункт, но и одного из самых ценных пленников, мессира де Барбазана, который находился в замке в заключении с момента сдачи Мелёна Генриху V в 1420 году. Ла Гир освободил его, но когда Бишоптон с гарнизоном выходил из замка, Барбазан отозвал его и официально попросил освободить его от обязательств пленника, чтобы он мог снова взяться за оружие. Освободившись Барбазан сделал это с таким успехом, что Карл VII назначил его своим генерал-лейтенантом в Шампани, а через некоторое время после этого, с помощью монаха, который впустил его и его людей через ворота, он захватил Вильнев-ле-Руа у Перрине Гриссара, который едва избежал плена, лишь спрыгнув со стен и бежав обратно в Ла-Шарите[317].
Однако самым пагубным последствием неожиданного освобождения Барбазана стало время его освобождения. Англичане только что договорились обменять его на Толбота, который был захвачен в плен в битве при Пате, 18 июня 1429 года. Теперь эта сделка была невозможна, и в результате один из самых эффективных английских капитанов просидел в плену еще три года[318].