— Что сделала его жертва? — выдохнула я. — Думаю, если бы он знал, он помедлил бы.
— А если бы он знал, что забрал наши роли? Мы уже не Валет и Равновесие. Ты не чувствуешь? Постоянное желание испортить кому-то день пропало у меня. И я скучаю по этому очень сильно.
я фыркнула.
— Думаю, ты все еще можешь портить дни, если это тебя радует, ужасный фейри.
Он коварно улыбнулся.
— Последний Валет войдет в историю как лучший из всех.
— В какую историю? — сухо спросила я.
— «Истории Фейвальда». Я решил написать их сам. Никто другой не опишет это место справедливо.
— Конечно, — я скрывала эмоции на лице. — Я догадываюсь, почему ты хочешь это сделать?
— Так что ты предложишь мне, мой ужасный Кошмарик? Моя фурия без крыльев? Трепет на моей спине?
Я села, скрестив ноги.
— Я предложу тебе то, что ты не можешь получить сам, — его улыбка стала хитрой, и я кашлянула и заговорила самым серьезным тоном. — Крышу над твоей головой и еду. Фейри не любят работу, так что ты будешь рад жене с навыками выживания.
Он помахал ладонью.
— Я продам копии своей книги «Истории Фейвальда», чтобы оплатить свои аппетиты.
— Она еще не записана, — я закатила глаза.
— Я продам лишь несколько, конечно. Не хочу, чтобы книжка была всюду. Фу.
Я не сдержалась. В этот раз я рассмеялась.
— Идем, выдающийся историк, — сказала я. — Мне нужно проверить людей.
— Люди о себе позаботятся, Кошмарик. Книга сама себя не напишет.
— Почему тебе не начать продумывать книгу, пока ты несешь меня к армии големов, которую я оставила у круга камней?
— Только если потом ты согласишься отправиться со мной в медовый месяц.
Я рассмеялась и выбралась из-под цветка в пронзительный день. Солнце было ярко-золотым — отличалось от белого света Фейвальда — но цветы вокруг нас были размером с людей, а бабочки — размером с овец.
Что-то поймало меня сзади, и я охнула, приготовилась биться. Но это Скуврель развернул меня, чтобы поцеловать, а потом хитро рассмеялся и сказал:
— Я придумал идеальную сделку. Я отнесу тебя к твоим друзьям-големам и поклянусь быть твоим навеки — счастливо и по своей воле — если пообещаешь, что, проверив людей, ты будешь со мной в медовом месяце, который я спланировал для нас.
— Если тебе нужна сделка для медового месяца, — сухо сказала я, — страшно подумать, что там будет.
Его улыбка была коварнее всего, что я видела.
— Бойся, Кошмарик. Ты будешь дрожать от восторга. Я погружусь во все твои тайны, вытащу твою радость. Я буду в твоих снах, как ты не покидала мои, и оставлю след на твоей душе, как ты выжгла следы своих губ на моей.
Мой голос дрогнул сильнее, чем мне хотелось, когда я ответила:
— Договорились.
Глава двадцать шестая
Первыми мы нашли мою сестру и Анабету.
Они были не там, где мы их оставили. Вместо этого между Дверью Жути и Дымопадом мы нашли густой кедровый лес, среди деревьев были сотни каменных саркофагов аккуратными рядами. На крышке каждого саркофага лежал фейри, вырезанный из камня — крылатые, рогатые, хвостатые или почти похожие на смертных, но все с острыми ушами. И все застыли, словно во мне.
— Как думаешь, кто это? — потрясенно спросила я, мы шли по кедровому лесу.
— Церанус, — Скуврель указал на один из саркофагов неподалеку. — Эласару, Детрини, Мейвен, Терезара, Улгрок, Тривенерус.
— Ты их всех знаешь? — тихо спросила я.
— Если бы мне нужно было понять, что тут произошло, — сказал Скуврель после долгой паузы, — я решил бы, что тут все фейри, которые оказались против омовения светом. Потому они стали камнем. Надолго ли? Не могу сказать.
Тогда я нашла Анабету.
— Она даже в короне.
— Она думала, что могла забрать мою волю, а теперь скована камнем навеки. Признаюсь, это ей подходит. Может, удастся уговорить ребенка нарисовать на ее саркофаге что-нибудь подходящее памяти о ней.
— Правда или ложь? — спросила я. — Ты будешь играть Валета, хоть эта роль уже не сковывает тебя.
— Правда, — он широко улыбнулся.
И я не ощущала желания возразить или уравнять. Без этого было странно. Словно я была лодкой на реке, течение уносило меня. Я шла вдоль длинных рядов саркофагов, гадая, почему нас пощадили, а их — нет. Мы со Скуврелем совершили достаточно плохого, чтобы по заслугам лежать тут вечно.
Но мой отец не думал об этом, когда прошел в Дверь ради нас. Он отдал свою жизнь.