Когда дож Венеции увидел, что все пилигримы прибыли, он велел скликать всех жителей своей земли Венеции[80]. И когда они собрались[81], дож повелел, чтобы половина из них снарядилась и приготовилась погрузиться на корабли вместе с пилигримами. Когда венецианцы услышали это, то одни возрадовались, другие сказали, что не могут отправиться; и они не могли договориться, каким образом определить половину из тех, которые должны будут отправиться в поход. Наконец, стали тянуть жребий вот каким способом: на каждых двух человек изготовлялись два шарика из воска, потом к одному прикреплялся кусочек пергамента; и двое становились перед священником и отдавали их ему; и священник осенял их крестным знамением и отдавал каждому из двоих по шарику, и тот, кто получал шарик с кусочком пергамента, должен был отправляться на корабль. Так они разделились. Когда пилигримы расположились на острове Св. Николая, дож Венеции и венецианцы явились переговорить с ними и потребовали у них уплаты денег за флот, который они снарядили, как было договорено. И дож сказал им тогда, что они дурно поступили, когда запрашивали через своих послов подготовить корабли на 4 тыс. рыцарей со снаряжением и на 100 тыс. пеших воинов, ибо из 4 тыс. рыцарей пришло не более тысячи, поскольку прочие отправились в другие гавани[82], а из 100 тыс. пеших воинов явилось не более 50 или 60 тыс.[83] «Вот почему мы хотим, — сказал дож, — чтобы вы уплатили нам цену, о которой мы договорились». Когда крестоносцы это услышали, они стали совещаться и порешили между собой, что каждый рыцарь уплатит четыре марки за себя и четыре за каждого коня, а каждый конный оруженосец — две марки и что тот, кто даст самую малую сумму, даст одну марку. Когда они собрали эти деньги и уплатили их венецианцам, то осталось еще уплатить 50 тыс. марок. Когда дож и венецианцы увидели, что пилигримы не заплатили им больше, они были сильно разгневаны, так что дож сказал пилигримам: «Сеньоры, — сказал он им, — вы худо обошлись с нами, ибо как только ваши послы заключили договор со мной и моим народом, я повелел по всей моей земле, чтобы ни один купец не вступал в рыночные сделки, но чтобы они помогали сооружать этот флот, и с тех пор они пребывают в ожидании и вот уже целых полтора года ничего не заработали. Мало того, они очень поистратились на это дело, поэтому мои люди желают и я также, чтобы вы уплатили нам деньги, сколько вы нам должны. И если вы этого не сделаете, то знайте, что вы не двинетесь с этого острова, пока мы не получим свое, и вы не сыщете никого, кто принес бы вам пить и есть». Однако дож был очень великодушным человеком и не дозволил, чтобы им прекратили доставлять достаточно питья и еды[84].
Квадрига собора св. Марка в Венеции, вывезенная крестоносцами из Константинополя
Когда графы и простые крестоносцы услышали то, что сказал дож, они сильно приуныли и почувствовали себя в весьма затруднительном положении. И тогда они учинили вторичный сбор денег и заняли, сколько смогли, у тех, у кого, как они считали, деньги имеются. Тогда они уплатили венецианцам; и когда уплатили, то остались должны еще 36 тыс. марок; тогда они сказали венецианцам, что их, крестоносцев, дела очень плохи, и что войско сильно обеднело из-за сбора денег, который они произвели, и что они не могут больше собрать, чтобы уплатить им; у них осталась лишь малая толика для содержания рати. И когда дож увидел, что пилигримы не могут выплатить все деньги и находятся в очень затруднительном положении, он переговорил со своими людьми и сказал им: «Сеньоры, — сказал он, — если мы отпустим это войско уйти восвояси, то навсегда прослывем дурными людьми и обманщиками. Пойдемте-ка лучше к ним и скажем им, что если они не прочь вернуть нам эти 36 тыс. марок, которые они нам должны, из добычи от первых же завоеваний, которые они сделают и которые составят их долю, то мы перевезем их за море». Венецианцы согласились поступить так, как сказал дож. Они направились к пилигримам, туда, где те расположились. И когда они туда пришли, дож сказал пилигримам: «Сеньоры, сказал он, мы, я и мои люди, держали совет и рассудили таким образом, что если вы хотите законно гарантировать нам, что уплатите нам эти 36 тыс. марок, которые вы нам должны, из своей части первой же добычи, которую вы захватите, то мы перевезем вас за море». Когда крестоносцы услышали, что им сказал и что предложил им дож, то они весьма возрадовались, и припадали к его стопам от радости, и законно поклялись ему, что весьма охотно сделают то, что дож им предложил. После чего они устроили ночью столь большое веселье, что не было ни одного бедняка, который не возжег бы пышного факела, и они носили на остриях копий большие восковые светильники вокруг своих палаток и вносили их внутрь, так что казалось, будто весь лагерь объят пламенем.
82
Часть крестоносцев отправилась через Бургундию и Ломбардию, другая (вассалы графа Фландрского) погрузилась на корабли в Марселе.
83
Вопрос о численности крестоносцев, собравшихся в Венеции к лету 1202 г., спорен, ибо сведения хронистов расплывчаты и не совпадают между собой. По скрупулезным подсчетам А. Кариле, в Венецию прибыли 10 589 крестоносцев. Согласно мнению Д. Э. Квеллера и других американских специалистов, скорректировавших арифметические погрешности А. Кариле, 11 166 или 13—14 тыс. человек. Ж. Лоньон полагает, что собрались от 1500 до 1800 рыцарей. Б. Хендрикс признает минимальную численность крестоносцев равной 11 167 человекам, максимальную же — 21 750 человек. Э. Г. Мак Нил и Р. Л. Уолф оценивают ее в 10—12 тыс. человек. Так или иначе, очевидно, что Робер де Клари находился не в ладах с цифрами — в Венецию прибыли всего 10—13 тыс. крестоносцев, т. е. третья часть тех, кто должен был явиться, как это предполагали французские послы, подписывая в 1201 г. договор с Венецией.
84
«Не дозволил» (si ne laissa). В тексте хроники нечетко дифференцируются по смыслу слова laissa — «дозволил» и lassa — «прекратил», так что данное предложение может быть переведено и прямо противоположным образом: «Не дозволял из-за этого доставлять им в достаточном количестве еду и питье». Автор хроники «Константинопольское опустошение», обычно сгущающий краски, когда дело касается политики венецианцев, рисует положение крестоносцев так, что они содержались на острове подобно узникам Венеции; хлеб им продавали очень дорого, они несли тяжкие потери от голода и болезней, начавшихся из-за недоедания («смертность была столь велика, что живые едва успевали хоронить умерших»). Напротив, Виллардуэн, принадлежавший к той части знати, которая готова была пойти на компромисс с дожем, изображает ситуацию в самых благополучных тонах («венецианцы предлагали им на продажу все в таком изобилии, что хватало всего, что необходимо было для коней и для людей»).