Потом дож явился к ним и сказал им так: «Сеньоры, сейчас идет зима, и мы не смогли бы плыть за море; правда, меня-то это не может удержать, потому что я уж взялся вас перевезти, лишь бы только вас это обстоятельство не удержало». «Но давайте-ка сделаем доброе дело! — сказал дож. — Неподалеку отсюда есть город под названием Задар[85]. Жители этого города причинили нам много зла, и мы — я и мои люди — хотим, если сумеем, отомстить. И коли доверяете мне, то мы пробудем там всю зиму, примерно до пасхи; а к тому времени мы приведем в порядок наш флот и тогда уже с божьей помощью поплывем за море. Город же Задар весьма хорош и весьма богат всяким добром!». Бароны и знатные рыцари-крестоносцы дали свое согласие на то, что предложил им дож; но все остальные в войске не знали об этом замысле, за исключением самых знатных людей[86]. Тогда все они сообща приготовились к этому походу, приготовили свой флот и затем вышли в море[87]. И каждый из знатных людей имел свой неф для себя и своих воинов и свой юиссье, чтобы везти коней, а у дожа Венеции было 50 галер, снаряженных целиком за его счет. Галера, на которой плыл он сам, вся была алой, и над ним был раскинут алый парчовый балдахин, впереди были четыре серебряные трубы, в которые трубили, и кимвалы[88], которые гремели по-праздничному. И все — знатные люди, клирики и миряне, малые и великие — выказывали при отплытии столь великую радость, какой никогда еще не бывало, да и флота такого никогда не видывали и о таком не слыхивали; а потом пилигримы потребовали, чтобы на корабельные башни поднялись все священники и клирики, которые пели Veni creator spiritus[89]. И все до единого, великие и малые, плакали от наплыва чувств и большой радости. И когда флот отплывал из гавани Венеции и[90] ...дромоны, и эти богатые нефы, и столько других судов, что это было со времени сотворения мира самое великолепное зрелище, ибо там было наверняка 100 пар труб, серебряных и медных, которые все трубили при отплытии, и столько барабанов, и кимвал, и других инструментов, что это было настоящее чудо[91]. Когда они вышли в открытое море, натянули паруса и подняли свои знамена и флажки[92] на башни нефов, то казалось, что все море заполнилось кораблями[93], которые они направили сюда, и словно пламенело от великой радости, которую они чувствовали. Так плыли они, пока не достигли некоего города под названием Пола[94]. Когда они причалили туда, то подкрепились и побыли там немного, пока не подкрепили хорошенько свои силы и не приобрели съестные припасы, которые погрузили на свои нефы. Затем они вышли в море. Если они уже до того ликовали и веселились великой радостью, то теперь они тоже выказывали радость и даже еще большую, так что жители города весьма изумлялись такому их веселью и их огромному флоту и дивились великой знати, которую он вез; и они говорили, и то была сущая правда, что никогда и ни в какой стране не видывали и нигде не бывало собрано в одном месте такого флота, который был бы столь же прекрасен и столь же богат, как этот.
Венецианцы и пилигримы плыли с поднятыми парусами и в ночь на праздник св. Мартина подошли к Задару[95]. Когда жители города Задара увидели подплывающими эти нефы и весь этот огромный флот, они затрепетали от великого страха; они заперли все городские ворота и вооружились как можно лучше, чтобы защищаться. Когда они вооружились, дож обратился ко всем знатным людям в войске и сказал им: «Сеньоры, сей город причинил много зла мне и моим людям; я бы охотно отомстил ему за это. И я прошу вас оказать мне помощь». И все бароны и знатные люди ответствовали ему, что охотно ему помогут. Ну а жители-то Задара хорошо знали, что венецианцы их ненавидели. И они, задарцы, получили также грамоту из Рима, где говорилось, что все те, кто пойдет на них войной или причинит им какой-то ущерб, будут подвергнуты отлучению[96]. С добрыми послами они переслали эту грамоту дожу и пилигримам, которые прибыли туда. Когда послы явились в лагерь, грамоту прочитали дожу и пилигримам. Когда грамота была прочитана и дож услышал ее, он сказал, что не откажется от намерения отомстить жителям города даже под угрозой отлучения апостоликом. После этого послы удалились. Дож во второй раз обратился к баронам и сказал им: «Сеньоры, знайте, что я ни под каким видом не откажусь отомстить им, даже ради апостолика!». И он попросил баронов помочь ему. Все бароны, за исключением только графа Симона де Монфора и мессира Ангеррана де Бова, ответили, что они охотно пособят ему. Эти же сказали, что не пойдут против воли апостолика, ибо не хотят быть отлученными; и тогда они собрались и на всю зиму уехали в Венгрию[97]. Когда дож увидел, что бароны ему помогут, он приказал расставить свои орудия для осады города в таком количестве, что жители города увидели, что им не продержаться; и они сдались на милость крестоносцам и сдали им город[98]. Тогда пилигримы и венецианцы вступили в него и поделили город на две половины, так что одну половину получили пилигримы, а другую — венецианцы[99].
85
Задар — крупный торговый центр на восточном побережье Адриатического моря, в Далмации. В XII в. велась упорная борьба между Венецией ч Венгрией за овладение городом, который не раз переходил из рук в руки. В 1183 г. Задар отдался под покровительство венгерского короля Белы III — венгры изгнали венецианского правителя и возвели в городе мощную крепость. Венеция попыталась в 1192 или 1193 г. отвоевать его, но потерпела неудачу. Венецианская плутократия не оставляла мысли о том, чтобы вернуть Задар и покончить с торговым могуществом соперника. К тому же по условиям договора 1201 г. республика св. Марка получила бы в свою пользу половину всей захваченной добычи. Не случайно дож, судя по рассказу Робера де Клари, указывал на богатства Задара.
86
Повествуя о тех же событиях, Виллардуэн лишь мельком упоминает о недовольстве части крестоносцев предложением дожа насчет завоевания Задара. Если Робер де Клари явно оттеняет непричастность «меньшого люда» к этому плану, то, по сообщению Виллардуэна, в конце концов было достигнуто общее согласие — принять условие венецианцев, готовых в этом случае отсрочить рыцарям уплату их долгов.
91
Об отплытии флота из Венеции примерно с теми же деталями повествует и Жоффруа де Виллардуэн. Его рассказ содержит и некоторые сведения, в том числе хронологические, отсутствующие у Робера де Клари: на нефах «везли более 300 метательных орудий и таранов», флот покинул Венецию «на восьмой день праздника св. Ремигия (т. е. 8 октября — М. З.), в год 1202 от воплощения Иисуса Христа».
92
Рыцарские флажки с изображениями фамильных гербов, прикреплявшиеся обычно на корабельные шато.
93
Данные источников относительно численности флотилии, отплывшей из Венеции, различны По сведениям автора хроники «Константинопольское опустошение», эскадра насчитывала 40 нефов, 72 галеры, 100 юиссье (всего 212 судов). По сообщению византийского историка Никиты Хониата, в ее состав входили более 70 «круглых судов» (нефов), 60 «длинных судов» (галер), 110 дромонов (юиссье) (всего 240 судов). Венецианские анналы гласят, что там было 310 грузовых кораблей, из коих 240 — с квадратными парусами (на этих судах перевозили воинов) и 70 — для поклажи, а кроме того, 50 бирем (галер) и 120 юиссье (всего 480 кораблей). Венецианский хронист Андреа Дандоло называет число в 300 кораблей. По подсчетам А. Кариле, явно завышенным, численность венецианцев, отправившихся с флотом, составляла 17 264 человек.
95
Праздник св. Мартина приходится на 11 ноября, следовательно, флот прибыл к Задару в ночь с 10 на 11 ноября, т. е. спустя месяц с небольшим после отплытия из Венеции (см. примеч. 87).
96
Иннокентий III знал о предстоявшем походе против Задара. В октябре 1202 г. его известил об этом легат римской курии, прикомандированный к войску крестоносцев, кардинал Пьетро Капуанский, который, по словам папского биографа, «ясно открыл папе злое намерение венецианцев». Возможно, что папа был информирован о подготовке войны против Задара и Бонифацием Монферратским, посетившим Рим одновременно с легатом — в октябре 1202 г. Туда же направились и гонцы от тех крестоносцев, которые, как писал Гунтер Пэрисский, считали «недопустимым для христиан... обрушиваться на христиан же убийствами, грабежами, пожарами». Тем не менее папа занял двусмысленную позицию. Он действительно отправил к крестоносцам аббата Пьетро де Лочедио (монастырь в Пьемонте) с посланием, в котором под угрозой отлучения запретил им нападать на христианские земли, включая владения венгерского короля, взявшего крест. Однако это, скорее всего, была лишь дипломатическая уловка, призванная обеспечить престиж апостольского престола. Вполне вероятно, что передаваемые Робером де Клари факты (Задар заручился папской грамотой, угрожавшей отлучением всякому, кто нападет на него, а горожане переслали затем эту грамоту дожу и предводителям крестоносцев, чтобы предотвратить нападение) соответствуют действительности. Именно эти факты, возможно, и послужили поводом для выступления аббата Гюи из Во де Сернэй, воспротивившегося осуществлению антизадарского плана. Однако нельзя исключать и того, что хронист допускает в изложении фактов неточности. Если рассказываемое им верно, значит, из Рима были посланы два документа: один — задарцам, другой — дожу и крестоносцам. Во всяком случае, рассказ Робера де Клари свидетельствует, что в лагере крестоносцев было известно о папской грамоте, запрещавшей им воевать против христианского города. Виллардуэн, повествуя о задарских событиях, опускает все, что могло бы бросить тень на апостольский престол. Двусмысленность курса Иннокентия III в той или иной степени признают многие западные исследователи.
97
Монах-хронист Пьер из цистерцианского аббатства Во де Сернэй (к юго-западу от Парижа), автор «Альбигойской истории», живо воспроизводит в ней конфликт дожа и графа Симона де Монфора, вспыхнувший в то время, когда аббат Гюи, дядя хрониста, прочитал в совете военачальников папскую грамоту, которая предостерегала крестоносцев. Венецианцы хотели убить Гюи, но Симон де Монфор взял его под защиту. Судя по этому рассказу, граф покинул лагерь, уехал в Барлетту (Апулия) и оттуда, наняв корабли, направился в Св. землю, где оставался свыше года. Жоффруа де Виллардуэн, подобно Роберу де Клари, утверждает, что Симон де Монфор отбыл в Венгрию и выступил затем в поход на Восток. «Больший папист, чем папа» (Л. Уссельо), граф был не единственным, кто отказался участвовать в завоевании Задара. Предложение об этом, внесенное через Бонифация Монферратского, вызвало поначалу замешательство среди какой-то части вождей и рыцарства, а также оппозицию «меньшого люда», у тех, кто, по словам Гунтера Пэрисского, имел с собой мало денег и, израсходовав имевшиеся, не располагал средствами для продолжения пути: «Оставив войско, они повернули стопы свои назад и возвратились восвояси». Таким же образом, добавляет он, поступали и «некоторые могущественные и богатые мужи, причем не столько из-за нехватки средств, сколько будучи охвачены ужасом [при мысли] о совершении [такого] бесчестного деяния». В исследованиях западных историков XIX—XX вв. проводится обычно точка зрения, будто такие рыцари руководствовались религиозными мотивами: благочестие не позволило-де им участвовать в осаде христианского города — тезис, который в сущности повторяет объяснение, предлагавшееся еще хронистами. Конечно, определенную роль могли играть и соображения такого рода, однако не меньшее значение, надо полагать, имело недоверие к Венеции, укоренившееся за время пребывания на Лидо и глумлений «хозяев флота» над «воинами христовыми». Рыцари не хотели рисковать жизнью ради ее корыстных интересов, предпочитая сражаться на Востоке за собственные цели. В конечном же счете и те, кто опасался церковных санкции за нападение на Задар, решили «пойти на риск» и пренебречь своими «страхами». Что касается основной массы крестоносцев, то для нее, по циничному признанию Д. Квеллера, «важны были цели, достижимые средствами, с помощью которых их можно было реализовать, а они в этом мире не согласовывались с велениями совести».
98
Задар пал 24 ноября 1202 г., после пятидневного приступа. Какие-либо подробности осады неизвестны. Иннокентий III в послании крестоносцам, «простив» им завоевание христианского города, утверждал, будто оно не повлекло за собой ни особого кровопролития, ни существенных разрушений. Это сообщение расходится с фактами, засвидетельствованными далматинским хронистом XIII в. Фомой Сплитским, который, в частности, отмечал, что захватчики, овладев Задаром, выгнали оставшихся жителей и «разрушили все окружавшие его стены и башни и все здания».
99
Это известие подтверждается и данными других хронистов: Задар поделили «посредине на две части, в одной расположились пилигримы, в другой — венецианцы» (Аноним Гальберштадтский). Позднее Задар восстал, но был приведен к повиновению сыном Энрико Дандоло — Райнерием.