Высокий, задумчивый, зловеще спокойный, он вышел из розовой комнаты и вместе с нею спустился по лестнице. Она не имела представления, какие мысли скрывались под этой маской аристократической надменности. После ее нападения он, должно быть, в ярости. Его большая рука обхватила ее плечо и держала так крепко, что Верити поняла, он не намерен отпускать ее, пока не осуществит задуманную жестокую месть.
И чего она хотела достигнуть, разыгрывая эту сцену с кочергой? Верити так боялась, что он собирается повалить ее на парчовое покрывало кровати, что от страха у нее помутился рассудок.
Если у нее хватит духа убить его, ее повесят – и этим скорее всего закончатся мечты о прекрасном будущем. Если же она покалечит его, то еще больше разозлит. Мрачное предположение зародилось в ее сердце – пока она ему не надоест, ничто, кроме смерти, не положит конец этому преследованию.
С самого начала она не смогла правильно оценить его чувства к ней. В Лондоне она считала, что он хотел владеть ею, потому что владение знаменитой Сорайей поднимало его престиж. Год близости с герцогом показал ей, что он очень высоко ценит свое положение в свете.
Теперь, оглядываясь назад, она совсем в другом свете увидела эти шесть лет его преследования и огромную сумму, которую он заплатил, чтобы получить ее. Герцог Кайлмор был одержим. Ею.
С первых дней ее пребывания в столице до нее доходили слухи о безумии Кинмерри. Она всегда относилась к этим разговорам как к раздутым сплетням. Но теперь…
Она содрогнулась, никогда в жизни ей не было так страшно. Хуже того, Кайлмор был достаточно проницателен, чтобы заметить ее ужас и воспользоваться им.
Выйдя из дома, Верити поняла, почему он снова не связал ее. Она оказалась в окружении Маклишей. Их бесстрастные лица говорили о том, что при малейшем признаке ее бунта они готовы действовать.
Но перенесенное в розовой комнате унижение заставило ее на время отказаться от попыток бунта. Пытаться противостоять физической силе Кайлмора было ошибкой. Верити все еще была под впечатлением того, как легко он обезоружил ее.
Двое сыновей Маклиша отправились вместе с герцогом. Без особого интереса Верити смотрела, как они усаживались рядом с кучером. Еще одни тюремщики мало чем отличались от прежних. Единственным тюремщиком, который имел для нее значение, был поджарый, властный человек, стоявший рядом с нею.
Кайлмор, не говоря ни слова, затолкал Верити в карету. Затем забрался в нее сам, сел напротив, резко стукнул в крышу, и они поехали. Он по-хозяйски держал Верити за руку, пока карета не набрала скорость.
Как Верити сожалела, что не сдержалась и устроила бунт, когда они находились в доме. Теперь он настороженно следил за нею, готовый в любую минуту помешать ее попытке побега.
Прошло много времени, прежде чем Верити решилась задать вопрос, мучивший ее с того момента, когда они приехали в имение.
– Мы уже в Шотландии?
Он оторвался от своих мыслей. С тех пор, как они снова направились на север, Кайлмор молчал. Верити предполагала, что ответ будет враждебным или сердитым, ведь она пыталась раскроить герцогу череп, но Кайлмор ответил с привычным для воспитанного человека спокойствием.
– Нет. Мы все еще в Йоркшире. Почему ты спрашиваешь?
– Маклиши.
– Они – смотрители Хинтон-Стейси. Я открываю дом на несколько недель в год во время охотничьего сезона. Остальное время за домом присматривают Маклиши.
– Кажется, они удивительно преданны вам, – мрачно заметила она.
Мэри Маклиш искренне хвалила герцога, и это поразило и озадачило Верити. Служанка хвалила человека, в котором Верити не узнавала Кайлмора.
В свете фонарей кареты она увидела его циничную улыбку.
– Они знают, с какой стороны хлеб намазан маслом.
Но Верити подумала, что дело не только в этом. Маклиши видели в герцоге героя. Неужели он прячет внутри себя другого, лучшего человека, чем тот, которого он позволяет себе показывать людям? И будет ли этот лучший человек упорствовать в своем стремлении покарать свою любовницу?
Кайлмор подвинулся и взял ее за руки.
– Нам обоим необходимо поспать. – Он связал ей руки и привязал конец шнура к своему запястью.
Она слишком устала, чтобы оказывать сопротивление. Какая от этого будет польза? Он сделает с ней все, что захочет. В этом заключалась суть ее положения пленницы.
Верити никогда бы не поверила, что после четырех дней пути она будет вспоминать короткую остановку в Хинтон-Стейси с сожалением и тоской. Больше не было ни горячих ароматных ванн, ни свежеприготовленных блюд на тарелках из тонкого фарфора. Что касается большой кровати, ужас перед которой заставил Верити напасть на своего похитителя, удобство того ложа было до смешного далеко от тех условий, в которых пленница была вынуждена спать во время этого бесконечного путешествия.
Они ехали и днем, и ночью. Верити возненавидела тряску в непрестанно двигавшейся карете почте так же сильно, как Кайлмора.
Кайлмора, который не трогал ее, но так хотел этого, что каждое их соприкосновение походило на удар остро отточенного ножа. Кайлмора с его железными нервами, с его безразличием и неусыпным надзором. Даже когда пленница справляла свои естественные потребности где-нибудь в густых зарослях, герцог и его подручные находились поблизости.
Это было унизительно. Это было возмутительно. Это явно делалось с целью сломить ее.
Верити Эштон нелегко было сломить. Она отказывалась поддаваться слабости, усталости и страху. Ненависть к Кайлмору, владевшая ее душой, придавала пленнице силы.
В ее душе еще жила какая-то часть Сорайи, которая не теряла надежды перетянуть на свою сторону одного из Маклишей. Самый младший из них, которому на вид было лет шестнадцать, застенчиво бросал на пленницу восхищенные взгляды, когда думал, что никто этого не заметит.
Но другая часть души, которая помнила, как Верити сама была служанкой, восставала при мысли лишить кого-то средств к существованию ради собственных интересов.
Маклиши содействовали преступлению, но они были лишь помощниками дьявола. Вина лежала на их хозяине. Такой зеленый юнец не заслуживал оказаться в нищете из-за своей преданности злому хозяину.
Верити надеялась, что в то время, пока меняют лошадей, появится какой-нибудь деревенский Ланселот и спасет ее, но каждый раз, когда они останавливались, Кайлмор рукой зажимал ей рот. И всегда посылал кого-нибудь подготовить все к их приезду, поэтому смена лошадей происходила тихо и быстро.
На четвертую ночь они остановились в заброшенном фермерском домике. Верити так измучилась от тряски и тесноты кареты, что не задавала вопросов о перемене в их утомительном путешествии.
Накануне они пересекли границу, и с каждой милей дорога становилась все хуже. В этот день карету трясло и подбрасывало так сильно, что Верити удивлялась, как у нее не расшатались зубы.
Темнота сгущалась. Верити сидела на пледах, которые Маклиши вынули из кареты и для ее удобства расстелили на земляном полу. Она молча смотрела, как они готовили ужин. Опять овсяные лепешки и соленая сельдь.
«Верити, ты становишься неженкой, – говорила она себе. – В твоей жизни было время, когда овсянка и селедка показались бы тебе пиршеством».
Но самобичевание не мешало ей думать, что она продала бы душу за горячую ванну и еду, которую нужно есть с ножом и вилкой.
Крыша домика уцелела, и Верити, к счастью, не промокла. Похолодало, и за окнами начался дождь. В щели дул промозглый ветер, сурово напоминая, как далеко на север они забрались. Был август, но Верити мерзла.
Удивляясь, куда подевался Кайлмор, она подвинулась ближе к очагу. Он никогда не оставлял ее одну. Не растрачивая понапрасну остатки своей энергии, Верити принялась обдумывать побег. Даже если ей удастся ускользнуть от Маклишей, куда она пойдет в этой безлюдной пустыне? Каким диким местом оказалась эта Шотландия.