Вскоре она поняла, почему ей предоставлена такая свобода. Если только она не рискнет пойти через горы или не окажется исключительно опытным пловцом, то побег невозможен. И помощи просить не у кого – кроме слуги, встретившего их накануне, никто из жителей долины не говорил по-английски.
Сначала Верити радовалась, что герцог оставил ее в покое. Быть храброй легче, когда не приходится чувствовать на себе этот пронзительный взгляд ярко-синих глаз. Но время тянулось медленно, и она почти желала его появления. Она была готова на все, лишь бы заполнить эту ужасную пустоту, когда каждая минута растягивалась в целый час.
Затем Верити вспомнила, как он целовал ее в карете, и страх вернулся. В этом поцелуе ему не помешали ни ее воля, ни ее ум, ни ее ненависть. Он разгадал женщину, скрывавшуюся под обликом хитрой и соблазнительной Сорайи.
Что она должна сделать? Как защититься от Кайлмора? И, хуже того, как задушить собственные чувства?
Все время после похищения она отчаянно старалась воскресить Сорайю. Ей так не хватало самоуверенности и сознания своего превосходства, свойственных куртизанке. Но по-житейски мудрая Сорайя упорно отказывалась покидать мир теней.
Вместо нее она обнаружила в себе трусливое сердце Верити. Верити не была достаточно сильной, чтобы противостоять герцогу Кайлмору. Он полностью поработит ее и оставит ни с чем.
Он затеял это похищение не ради быстрой победы. Он затеял это даже не для того, чтобы вернуть то, что сближало его с Сорайей. Нет, он хотел уничтожить ее.
В конце концов мрачный ход мыслей заставил Верити вернуться в такой же мрачный дом. Должен же быть какой-то способ избежать судьбы. Ее неизбежной, давно ожидаемой судьбы. Но ничего не приходило на ум, и не было никого, кто мог бы помочь. Она была так далека от человеческой помощи, как будто находилась на Луне. Кайлмор прекрасно знал, что делал, когда вез свою любовницу в этот отгороженный от мира охотничий домик.
Кайлмор вынужден был признаться себе, что напрасно привез любовницу в дом своего детства. Держать здесь Верити было ошибкой. Она только делала его уязвимым, как и само это место. И если ему когда-нибудь требовалось быть безжалостным, так это теперь.
В полутемной конюшне он сошел с седла и длинно выругался. Из тени выступил Хэмиш и взял поводья пони.
– Упоминание имени Господа всуе никогда никому не помогало, мальчик мой, – тихо, с неодобрением проворчал он.
Свет зажженных фонарей падал на его суровое лицо.
Они ездили целый день. После такого ужасного путешествия любой, находящийся в здравом уме, был бы рад возможности отдохнуть. Но Кайлмор никогда не считал себя здравомыслящим человеком.
Часы, проведенные в этот день в седле, дали один положительный результат – Хэмиш Маклиш перестал обращаться к нему с этим убийственным «ваша светлость». Кайлмор не ожидал, что между ними восстановится прежняя близость. Но день, проведенный вместе, вернул им былую непринужденность в общении друг с другом. Это немного оттеснило в сторону как тяжелые воспоминания, связанные с домом детства, так и мысли о беспокойной любовнице.
Сорайя. Верити. Женщина, которую он желал сильнее всего на свете.
Похищение было просто еще одной шалостью.
Но все же Кайлмор, каким бы жестоким, бессердечным негодяем он ни был, не мог набраться смелости и признаться, почему тайно приехал в этот дальний уголок Шотландии и привез с собою одну из самых красивых женщин в Англии.
Он устал от мучительных сомнений, терзавших его. Все казалось таким ясным, когда он бросился на ее поиски. Сорайя одурачила его, заставив заплатить огромные деньги. Она предала его, не сказав ни единого слова, сбежала от него. Она заслужила наказание.
И, видит Бог, он бы с радостью наказал ее.
Но до того, как стал свидетелем ее храбрости, молчаливого терпения во время долгого и тяжелого пути; ведь ей было так страшно, она не знала, куда ее везут. Она боялась лошадей. Она боялась его.
До того, как он увидел ее уязвимость, а усталость лишила ее сил. И все же она набиралась смелости не уступать ему, даже когда понимала, что сопротивление бесполезно.
Да, он собирался овладеть ею.
Это решение никогда не вызывало сомнений. Но, задумывая свою месть, он не ожидал, что его тело и его сердце совершенно по-разному откликнутся на это решение.
Будь она проклята.
Герцог распахнул дверь в комнату Верити с такой силой, что взвились вверх занавеси, и огонь заметался в камине. Время было позднее, Верити лежала в огромной постели, но не спала, ей было страшно. Она знала, что спасения нет.
И никогда не было.
С самого первого момента встречи с герцогом Кайлмором у нее было предчувствие беды. Она совершила трагическую ошибку, думая, что сумеет справиться с ним. Теперь познавала последствия своей злополучной ошибки.
Но все равно Верити не хотела сдаваться, не хотела сжиматься перед ним от страха, как последняя трусиха. Она приподнялась на локте и, вскинув подбородок, подняла голову.
– Добрый вечер, ваша светлость, – холодно произнесла она.
Только бы он не догадался, каких усилий стоила ей эта холодность. Сердце громко стучало от страха, и только собрав всю свою волю, она сдержалась и не прикрылась простыней, как щитом.
– «Добрый вечер, ваша светлость», – со злостью передразнил он. – Конечно, давайте сохраним все условности, мадам.
Она не могла понять, что у него на уме.
Опершись рукой в косяк двери, он стоял, словно картина в раме, в белой свободной рубашке и обтягивающих темных бриджах, олицетворяя мужскую силу и красоту.
Верити всегда признавала, что герцог Кайлмор – необычайно красивый мужчина, но у нее было много причин не позволять себе думать о его привлекательности. Сегодня потрясающая красота его лица и тела подействовала на нее как удар.
Кайлмор выпрямился и шагнул к ней, ногой захлопнув за собою дверь. Верити поморщилась от громкого стука двери.
– Не вздумай просить пощады. У тебя была неделя, чтобы приготовиться к этому.
У нее была неделя воспоминаний о том, как она утратила самообладание во время поцелуев. Что бы ни произошло этой ночью, она поклялась, что не уступит ему, как это случилось в тот дождливый день в Йоркшире.
Четко очерченные черные брови сдвинулись над его синими глазами.
– Где ты это взяла, черт побери? – Кайлмор протянул руку и брезгливо коснулся длинным пальцем ворота ее простой белой ночной рубашки. – Я уверен, что не заказывал такой тряпки у мадам Иветт.
– Мне одолжила ее одна из горничных, – неохотно ответила Верити.
Она была удивлена, обнаружив, что гардероб полон приготовленной для нее одежды. И снова задумалась над тем, как старательно герцог готовился к ее приезду сюда.
В гардеробе среди роскошных нарядов были и ночные рубашки, настолько тонкие и прозрачные, что едва ли их можно было назвать одеждой. Верити пришлось потрудиться, объясняя горничным знаками, что она бы очень хотела одолжить у них что-нибудь поскромнее.
– Сними это, – сказал он, по-прежнему хмурясь. – Игра затянулась. Я – твой любовник. И никогда раньше я не вызывал у тебя отвращения.
Он был прав. И сильно ошибался.
Кайлмор мог думать, что получит ее, как только пожелает. Кайлмор действительно получал ее, когда желал, но она не хотела предоставлять ему себя, как завязанный бантиком подарок, приготовленный для его удовольствия.
Нет, сегодня он не получит большого удовольствия в ее постели.
Она отвела взгляд и посмотрела на горящий камин.
– Все меняется. Я изменилась, – прошептала она Верити услышала шорох одежды и, повернув голову, увидела, что он снимает с себя рубашку.
Когда он небрежно бросил рубашку на пол, гладкая кожа его плеч и рук в свете камина приняла золотистый оттенок.
– Никто не меняется так быстро, – сказал он с таким убеждением, что она впилась ногтями в ладони, чтобы не наброситься на него.