Вопреки всему нарисованная им картина на мгновение вызвала у нее невольное сочувствие. Герцог, которого она знала в Лондоне, был образцом истинного джентльмена, возможно, не все его любили, но, без сомнения, восхищались. Его уважали, его боялись, ему завидовали. Ее побег дорого обошелся ему.
– Кайлмор, – тихо сказала она, – я сожалею, что уехала, ничего не сказав вам. В тот последний… – Она замолчала. Ее все еще охватывал страх, когда она вспоминала его последний бурный приезд в Кенсингтон и безумное предложение выйти за него замуж. – В тот последний день, когда вы заехали ко мне, мне следовало все объяснить, следовало попрощаться. Тогда бы мы по крайней мере расстались друзьями.
Он невесело рассмеялся, и горькие складки на столице стали заметнее.
– Как будто я отпустил бы тебя. Не отпустил бы. А ты это знала уже тогда, вот почему и сбежала тайком.
Она шагнула к нему, не успев подумать, что делает.
– Я верну вам деньги.
Он не мог даже представить, какую жертву приносит она, предлагая это, она жертвовала не только своим благополучием, но и благополучием сестры и брата. Но Верити провела весь день в поисках выхода из этого кошмарного положения. Если свобода стоила ей состояния, которое, она считала, принадлежит ей на законных основаниях, она с радостью заплатила бы эти деньги.
Эштоны справятся, заглушая чувство вины, убеждала она себя. Она позаботится, чтобы справились.
– Если вы дадите мне несколько дней для устройства моих дел, – настаивала она, – я верну вам все до последнего пенни.
– Да не будь ты такой дурой, женщина! Дело не в деньгах. Деньги никогда не имели значения.
Он впился пальцами в ее плечи, и Верити приготовилась к тому, что он устроит ей хорошую встряску. Но Кайлмор только крепко держал ее.
Она в отчаянии взглянула на него, на его лице не было и намека на неуверенность.
Она нервно выдохнула.
Его пальцы не выпускали рукавов ее платья.
– Ты украла себя. А теперь я украл тебя. И никогда не отпущу.
Она вскрикнула и вырвалась из его рук.
– Это невозможно. Вы должны это понять.
– Нет. Такова моя воля. – Он бросился следом, словно преследуя дикого зверя.
Она попятилась от уверенности, звучавшей в его словах.
И тут она заметила, что, войдя сюда, он забыл запереть за собой дверь. С невероятной быстротой Верити кинулась к двери. Опоздав всего лишь на полсекунды, он бросился за ней.
Но она первой добежала до двери и захлопнула ее за собой. Сбежав по лестнице, Верити помчалась через холл и ухватилась за засов на массивной парадной двери.
Рыдая, она боролось с тяжелым железным засовом. Герцог почти догнал ее. Она слышала приближающийся топот его сапог по деревянным ступеням.
Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда он спрыгнул с лестницы. Она выбежала в темноту, не имея ни малейшего представления, куда идет, и только чувствуя крайнюю необходимость спастись от своего преследователя.
Глава 11
Густые заросли кустарника ограждали одну сторону дома, и Верити надеялась найти в них убежище. Она побежала бы к лесу, если бы знала, что может опередить Кайлмора на открытой, местности. Но даже паника не мешала ей сомневаться в этом.
Едва касаясь ногами мокрой травы, Верити добежала до кустарника и стала продираться сквозь заросли. Сучки и шипы цеплялись за ее волосы и одежду, но она упорно проталкивалась к центру и остановилась, лишь когда заросли стали перед нею непроходимой стеной.
Она сжалась в комок и постаралась сдержать хриплое дыхание, но безуспешно.
Кайлмор находился совсем близко. Она не слышала и не видела его, но знала, что он наблюдает в ожидании малейшего движения.
– Верити, выходи, – наконец сказал он. – Тебе некуда бежать.
Сейчас его можно было принять за разумного человека. Когда-то она могла бы поверить в его разум. Но не теперь.
Сплетни оказались правдой. Все Кинмерри были безумны. Жажда мести грозила сделать герцога самым безумным среди них.
Верити забилась еще глубже в заросли и не ответила.
– Ночью будет холодно, снова собирается дождь. – Он не пошевелился.
Черт бы его побрал, он, должно быть, видел проход, по которому она забралась в чащу.
Словно читая ее мысли, Кайлмор сказал:
– Я знаю, где ты прячешься. Посередине кустарника есть прогалина. Я здесь вырос. В этой долине нет потайных мест, которых бы я не знал. Бежать отсюда бесполезно. Здесь на целые мили нет ни уголка, ни лазейки, ни щели, в которых я не побывал.
Трудно представить его маленьким мальчиком. Ей это никогда не приходило в голову. Она отвлеклась лишь на минуту и тут же услышала угрожающий шорох в кустах.
– Если потребуется, я доберусь до тебя. Или ты выйдешь добровольно. Но здесь ты не останешься.
По мере того как дыхание выравнивалось, слепой страх, толкнувший ее на этот бессмысленный поступок, затихал. Верити уже поняла всю бесполезность борьбы. Куда она могла пойти? Полночь. Она слишком легко одета. У нее нет ни провизии, ни денег. Она не имела представления, как выбраться из этой долины.
– Ладно, я иду, – вздохнул Кайлмор.
– Нет, – уныло ответила она. – Нет, подождите. – Она с ужасом представила, как он вытаскивает ее, а она с криками отбивается от него руками и ногами.
Безумная ярость, владевшая ею ранее, сменилась сознанием своего поражения. Выбираясь наружу, Верити чувствовала каждый сучок и каждую царапину. Промокшая, грязная и страдающая от сотни мелких ссадин, она выползла из зарослей.
Для того чтобы сбежать от герцога Кайлмора, требовалась не истерика, а нечто большее.
Несмотря на вынужденное послушание, она бесстрашно взглянула на герцога.
– Я не буду с вами спать.
– Будешь.
Он взял ее за плечо. Тепло прикосновения обожгло ее сквозь мокрую шерсть рукава, и непокорная кровь застучала в застывшем от холода теле. Кайлмор повернул женщину лицом к двери и повел ее в дом.
Он держал ее крепко, но не причиняя боли. Зачем понапрасну тратить силы? Он не хуже нее знал, что на этот раз вышел победителем, как бы стойко она ни держалась.
Какой же несчастной чувствовала она себя, когда Кайлмор вел ее, внешне такую покорную, в дом. Она никогда не избавится от этого человека. Она никогда не избавится от Сорайи. В течение тринадцати лет мысль, что наступит день освобождения, была единственным, что помогало ей выжить. Верити не предвидела появления герцога и его безудержного желания обладать ею.
Но желание умирает, если не получает поощрения. Когда предмет страсти ничего не дает, ничего не предлагает, не разделяет чувств. Кайлмор слишком горд, чтобы биться до отчаяния о несокрушимую стену ее сопротивления. Но он сказал, что уже отказался от гордости. А она даже в эти последние дни не всегда оставалась бесчувственной.
Верити убеждала себя, что сказалась привычка. Ведь она целый год была его любовницей.
Или это было его неоспоримое искусство любовника. Или ее неисправимо греховная натура. Если она будет сильной и сумеет оставаться холодной как лед в его объятиях, ему надоест безумное увлечение.
А если это произойдет, что потом? Не махнет ли он ей рукой на прощание, не позволит ли вернуться к той жизни, которую она желает? Вряд ли.
Возможно, он убьет ее. В этом безлюдном месте это совсем несложно.
Однако этого она не могла себе представить. Он может властвовать над ней как любовник, может принуждать ее, но убить ее он не сможет.
Если бы только эта мысль могла хоть немного успокоить ее.
Дрожа от холода и пережитого волнения, Верити стояла посреди спальни и смотрела, как Кайлмор разжигает камин. Вероятно, он был уверен, что она едва ли предпримет еще одну попытку к бегству, по крайней мере сейчас. Он не запер дверь. И теперь, казалось, с удовольствием, не спеша занимался камином.