– Он как-то попросил встретиться с ним в музыкальной комнате. И… он…
Она спрятала голову у него на груди, как будто хотела убежать от старых воспоминаний. Сознавала ли она, что человек, мучавший ее в эти дни, сейчас охраняет ее от призраков прошлого? Догадывалась ли, как сжимается его сердце от жалости и изумления?
– Он напал на тебя, – с отвращением подсказал Кайлмор.
– Да. Я не могла отбиться от него, – глухо прозвучал ее голос у его груди. – Я звала на помощь, но никто не пришел. Он разорвал на мне одежду и ударил меня кулаком. Я боролась, но он был больше и сильнее. Он сбил меня с ног. Я упала и ударилась головой. Когда я опомнилась, он был… он лежал на мне и пытался… пытался…
– Он надругался над тобой.
– Нет, – сказала она дрожащим голосом и, подняв голову, посмотрела на герцога. Ее глаза ярко блестели на побледневшем лице. – Нет, он не изнасиловал меня. В доме гостил сэр Элдред Морс. Он услышал крики и вошел раньше, чем… – Она передохнула и затем продолжила: – Он оттащил Джона от меня и не захотел слушать, когда этот пес попытался обвинить меня в том, что произошло. Должно быть, было ясно, что он принуждал меня, у меня шла кровь от его удара.
– Элдред спас тебя, но только для того, чтобы совратить самому, – мрачно сказал Кайлмор.
Почему, черт побери, он так разозлился? Он сам вел себя нисколько не лучше. Горькая правда заключалась в том, что они с Джоном Нортоном были похожи как два брата. Кайлмор, может быть, никогда не нападал на служанок, в этом у него не было необходимости, но его обращение с любовницей выглядело не лучше.
– Нет, вы не поняли, сэр Элдред помог мне, – горячо возразила она. – Он был добрым. Он рассказал сэру Чарлзу о Джоне. И не его вина, что я потеряла работу.
– Они уволили тебя за то, что ты провинилась, привлекая к себе внимание их сына.
– Они поверили Джону, а не Элдреду. Я была не первой служанкой, приглянувшейся ему, и, конечно, не последней, просто самой невезучей. Теперь я понимаю, что этому человеку нравилось мучить женщин. Сэр Элдред спас меня от всего этого.
– Боже, – чуть слышно прошептал Кайлмор.
Он резко освободился из ее объятий и встал с постели. Ярость в его душе грозила выплеснуться наружу. Ему необходимо взять себя в руки, пока не сломила буря обрушившихся эмоций. Чувство вины. Сожаление. Гнев. Невольное сочувствие другому человеку с таким же полным страданий детством, как и у него самого.
Не переставая проклинать всех и все, он подошел к окну и рывком раздвинул занавеси. За окном по-прежнему было темно. Но не темнее, чем в его смятенной душе.
– Кайлмор? – с недоумением спросила она.
– Элдред спас тебя ради жизни в грехе и унижении, – с усилием сказал он, хмуро глядя сквозь решетку на силуэты гор, видимых на фоне ночного неба.
– Это было лучше, чем идти на улицу, – с таким же жаром возразила она. – А что бы тогда было с Беном и Марией?
Помоги ей, Боже, помоги ему, Боже, но она права. Он сжал руками роскошную парчу драпировок. Она начала свой рассказ, чтобы отвлечь его от мучавшего его кошмара. Но описываемое ею, по сути, само было кошмаром.
Это была исповедь, но исповедь перед священником, погруженным в ад собственных омерзительных грехов.
– Сэр Элдред отыскал меня в деревне. Когда он увидел мое бедственное положение и узнал, что у меня на руках маленькие дети, он предложил взять меня в содержанки.
– И ты сказала «да», – с горечью сказал Кайлмор.
Ревность разъедала его душу. Ревность не только к старому баронету, физически обладавшему ею, но и к той теплоте в ее голосе, с которой она о нем говорила. Она все еще восхищалась, уважала и любила сэра Элдреда.
Любила ли она его?
Почему ему захотелось это узнать? Любовь никоим образом не входила в условия сделки, которую он заключил с Сорайей. Или с Верити.
– Я не хотела этого, – ответила она, явно оскорбленная. – Но он обещал содержать Марию и Бена. Он сказал, что я могу извлечь пользу из своих достоинств. Или сама стану их жертвой.
Кайлмор отвернулся от окна, зажег свечу и только тогда посмотрел на Верити. Она лежала, откинувшись на подушки, а ее глаза затуманились от волнения.
– Он сказал, что мужчины всегда будут домогаться тебя. – Кайлмор уловил циничные нотки в своем голосе.
– Вовсе нет, – возмутилась она. – Он предложил мне кров и защиту. Роскошь. Мир, которого я никогда не знала. Шанс чему-то научиться, получить опыт.
– А взамен получил твою девственность.
Верити одарила его улыбкой, полной житейской мудрости, напомнившей герцогу, что когда-то весь Лондон был у ее ног.
– Кайлмор, кому, как не вам, знать, что мужчины не заботятся о женщинах, не получая ничего взамен.
Ему хотелось бы возразить. Хотелось бы сказать, что он совсем не такой, но это было бы ложью. Ему уже поздно становиться благородным рыцарем Верити.
С глубокой скорбью он оплакивал как свою, так и ее потерянную невинность. Безжалостные обстоятельства и людское зло заставили их обоих стать взрослыми задолго до того, как они были к этому готовы.
Она пожала плечами и продолжила рассказ. Это движение настолько было свойственно Сорайе, что у него перехватило дыхание.
– По крайней мере Элдред неукоснительно выполнял все обязательства. И даже с исключительной щедростью. Он повез меня в Париж, он нанял мне учителей, он создал знаменитую куртизанку. Поверьте мне, такая важная личность, как герцог Кайлмор, не уделил бы и минуты внимания деревенской девушке из Йоркшира.
Но он бы заметил ее.
Да, теперь она приобрела светский лоск. Но что привлекло его, что всегда его привлекало, так это какое-то неопределимое свойство, присущее только ей. То, что она ему рассказала, могло удовлетворить его любопытство, но не изменило его отношения к ней. Он приходил к заключению, что оно никогда не изменится.
Он не сказал ей этого. А задал вопрос, всегда интересовавший его.
– Откуда взялось это имя – Сорайя?
Он пожалел, что спросил. Мягкая улыбка озарила ее лицо, и сомнения Кайлмора превратились в уверенность. Верити любила Морса.
Ему захотелось что-нибудь разбить. Это могло бы дать выход буре, бушевавшей в его душе, буре, которую он не имел никакого права переживать.
– Вы, должно быть, знаете о собрании пикантных книг Элдреда.
– Да.
Во время поисков сведений о жизни Сорайи он узнал о ее покровителе не меньше, чем о ней самой. И даже больше. Знаменитое собрание редких эротических книг было весьма кстати для мужчины, имевшего молодую любовницу, огромное состояние и никаких забот и ответственности перед домом, и семьей.
– Сорайя была героиней одного из его любимых рассказов. Элдред часто читал его мне. Сорайя была молодой пленницей в серале старого султана, мужскую силу которого она сумела восстановить. Вскоре после нашего приезда в Париж Элдред стал называть меня в шутку Сорайей, и это имя осталось за мной.
Это воспоминание вызвало новый взрыв острой зависти. Оно подразумевало отношения, основанные на более глубоких чувствах, чем те, которые существовали между Кайлмором и Верити.
Что между ним и Верити общего? Близость, к которой он принуждал ее. Подозрительность. Неприязнь.
Кайлмор невидящим взглядом смотрел в окно и пытался успокоить бушевавшие в нем чувства. Ему надо быть благодарным ее покойному покровителю. Морс спас ее от унижений и нищеты. Он заметил ее способности и развил их. Мало кто из мужчин сделал бы так много.
Память вернула его к тому моменту, когда он впервые увидел Сорайю.
Когда сэр Элдред Морс ввел свою любовницу в полную гостей залу, Кайлмор увидел на лице барона лишь торжество обладания. Теперь же, оглядываясь назад, он понял, что лицо Морса выражало и что-то другое.
Гордость. Морс не скрывал, что гордится этим совершенным бриллиантом.