Вдруг флайер издал какой-то странный вой, и его гибкие крылья судорожно затрепыхались. Щупальце, державшее Рапуунга, отпустило его, и воин мгновенно спрыгнул на землю. Флайер, сотрясаясь, висел над ними.
— Бегом! — крикнул Рапуунг. — Он быстро прочистит легкие. Эти цик ваи сформированы не дебильными детьми, как ты, кажется, подумал.
Энакин примерился к его шагу.
— А где остальные флайеры?
— Теперь они знают, где мы. Они рассеют в низине жуков-прядильщиков, как я тебе говорил.
— Ты так и не сказал мне, что эти твари делают.
— Они протягивают нити от дерева к дереву, от куста к кусту. Они идут волнами, догоняющими одна другую — первая волна начинает плести, а следующие служат для пополнения начальной ткани. Они передвигаются очень быстро.
— О, это нехорошо.
Тут ему пришла в голову новая мысль.
— Когда они схватили тебя, ты полез на флайер. Ты думал его захватить?
— Нет. Я думал погибнуть со славой, а не с позором. Мои голые руки не способны открыть кабину.
— Но если как-то подняться над сетью…
— Часть жуков протянет свои нити в воздух и переплетет их у нас над головами. Если бы мы могли взлететь в тот самый миг, то спаслись бы.
Энакин сбавил ход.
— Тогда зачем бежать? Куда ни пойди, все равно мы только приближаемся к сети.
— Правильно. И если мы пойдем наверх, это лишь отсрочит столкновение с ней. У тебя есть твой меч-что-горит, которые носят джиидаи? Он мог бы разрезать нити.
— Нет.
Энакин внимательно смотрел вниз. Деревья начинались где-то в сотне метров, но он был достаточно высоко и видел, что их колышущиеся верхушки тянуться до горизонта, качаясь туда-сюда на переменчивом ветру.
За исключением одной полосы, где они не шевелились вообще. Проследив взглядом за полосой, Энакин увидел, что она загибается вокруг холма.
— Вот оно что, — пробормотал он. — Их держит сеть.
— Да. Нити очень крепкие, сеть хорошая.
Прямо на глазах у Энакина еще несколько деревьев замерли на месте, и полоса разрослась.
— А жуки-прядильщики будут нас есть?
— Они прилепятся к нашим телам и начнут плести нити, используя для этого часть наших клеток. Это несмертельно.
— Правильно. Потому что этого не будет.
Энакин остановился, встал на колени и снял свой рюкзак. Немного покопавшись, он нашел, что искал: пять фосфорных зарядов.
— Это что, оружие? Машины?
— Обычно нет, — сказал Энакин. — Не смотри прямо на них.
Он зажег один заряд, затем, используя Силу, бросил его по длинной дуге вниз. Зажег другой и тоже метнул вниз, но чуть в другом направлении.
— Я не понимаю, — сказал Рапуунг. — Как свет остановит жуковпрядильщиков?
— Свет не остановит. А огонь — да. Жуки не смогут цепляться за деревья, если деревьев не будет.
Он зажег еще один заряд. Когда он отвел назад руку, чтобы швырнуть его, Вуа Рапуунг нанес ему удар левой прямо в лицо.
Ноздри Энакина заполнил металлический запах крови, и он грохнулся об землю, не успев даже смягчить удар. Рапуунг вскочил на него, рыча как зверь, и обхватил пальцами его шею. От него шел тошнотворно-кислый запах.
Перед глазами у Энакина плавали разноцветные пятна. И он сделал единственное, что мог. С помощью Силы он поднял камень и стукнул взбесившегося воина точно промеж глаз.
Голова Рапуунга дернулась назад, и его руки убрались с горла. Энакин заехал ему в челюсть — так сильно, что аж заныли костяшки. Йуужань-вонг отлетел в сторону, но когда Энакин взобрался на ноги, Рапуунг уже принял боевую стойку.
— Ситово семя! — процедил Энакин. — Ты что делаешь?!
— Горение! — рявкнул йуужань-вонг. — Первая мерзость — это использование огня из машины!
— Чего?
— Это запрещено, ты, вонючий безбожник! Ты что, не понимаешь, что ты наделал?
— Ты сдурел! — крикнул в ответ Энакин, растирая разбитые костяшки и жадно втягивая воздух через ноющее горло. Было такое чувство, что пальцы раздробило на кусочки. — Ты только что просил меня использовать мой светомеч! Ты что, думаешь, это не машина?
На лице Рапуунга появилось что-то похожее на выражение ужаса.
— Я… да, я готовился к этому. Но огонь, первый из всех грехов…
— Погоди, — прервал его Энакин. — Ты говоришь ерунду. Йуужань-вонги раньше использовали против нас огнедышащих тварей.
— Живые существа, вырабатывающие огонь — это совершенно другое дело! — закричал Рапуунг. — Как ты только можешь себе вообразить, что это то же самое, что ты только что сделал? Это все равно что сказать, будто рука йуужань-вонгского воина и металлическая хваталка, одна из ваших рукотворных мерзостей — одно и то же, потому что обе могут держать змеежезл!
Энакин сделал глубокий вдох.
— Послушай, — сказал он. — Я не пытаюсь понять вашу религию. Я этого даже не хочу. Но ты решил сражаться вместе с неверным против собственного народа, не так ли? Ты очень даже хотел, чтобы я использовал мой мерзкий светомеч. Так что примирись с этим или ступай своей дорогой. Если только ты не знаешь какого-нибудь другого способа выбраться отсюда.
— Нет, — признал Рапуунг. — Но это был просто шок… — он уронил голову. — Ты действительно не понимаешь. Боги не возненавидели меня. Я знаю, что это так. Я могу это доказать. Но если я замараю себя этим грехом, у них будет причина меня ненавидеть! Ах, до чего я докатился?
Ветер изменил направление, и от аромата горящих синих листьев, похожего на запах обугленного перца, у Энакина запершило в горле. Последний заряд улетел всего на три метра, и теперь джунгли с наветренной стороны весело полыхали. Стоял сухой сезон, а в сухой сезон джунгли горели очень хорошо.
— Соображай быстрее, Вуа Рапуунг, а то первая мерзость собирается съесть тебя живьем.
Йуужань-вонг довольно долго стоял, повесив голову, но когда он поднял глаза, в них светились огоньки ярости. Энакин напрягся, снова приготовившись к драке.
— Это она довела меня до этого, — сказал воин. — Эти грехи лягут на нее. Я оставляю это на суд богов.
— Значит, мы можем идти? — спросил Энакин, смотря, как пламя движется в их сторону. Ниже по холму поднимался густой дым, обозначая места, где упали другие заряды.
— Да. Идем. Мы и дальше принимаем боль вместе, джиидаи.
Огонь погнал их на другую сторону холма и вверх; очевидно, ветер решил дуть в эту сторону долго. Дым клубился и полз по земле.
Джунгли быстро охватывал огонь.
— Мое мнение о тебе как о стратеге повышается, — сказал Рапуунг. — Огонь ведет нас прямо на ту сторону сети. У нас появился выбор: или нас сожжет первая мерзость, или мы будем пойманы и после этого сгорим.
— Ветер переменился. Мой план был — следовать за огнем. Идти по золе. Там, где пройдет огонь, сеть распадется, и мы будем свободны.
— Тогда, возможно, боги все-таки сказали свое слово, — молвил Рапуунг.
Он сильно закашлялся — дым стал уже таким густым, что Энакин теперь видел только пятна перед глазами. Он вспомнил, что люди, которые погибли от огня, умирали еще до того, как пламя настигало их.
— Пригнись, — сказал он. — Дым поднимается вверх.
— Ползти. Пресмыкаться, словно цо'асу.
— Если хочешь жить, то да.
— Я не боюсь смерти, — задыхаясь, проговорил Рапуунг. — Но смерть не должна помешать моей мести. Я… — его снова сотряс мучительный кашель, он упал, поднялся на четвереньки — и рухнул опять.
— Вставай! — затряс его Энакин.
Рапуунг вздрогнул, но не двинулся с места.
Сквозь дым блеснул желтый язык пламени и потянулся к ним.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Все вокруг окрасилось в бледно-золотистые цвета, и Энакин опустился на колени рядом с Вуа Рапуунгом. Дыхание в легких пробивалось будто сквозь острые осколки, голова гудела, словно колокол.
Он прижался к земле, ловя ртом более свежий, более прохладный воздух, но его не было — наверное, путешествовал инкогнито. Если Энакин хотел найти что-то годное для дыхания, надо было поискать наверху. Конечно, дыма там, должно быть, тоже порядочно, но попытка не пытка.