В чем еще он был уверен - что Тахирай в большом замешательстве. Она не только не отвечала на его прикосновения - иногда она даже не узнавала их.
Если бы, подумал он, если бы можно было спасти ее без светомеча...
Но это было невозможно. Так думал даже безрассудно-безумный Вуа Рапуунг, иначе они ни за что не стали бы протискиваться сквозь эту километровую тонкую кишку.
Тахирай продержится еще пару дней. Должна продержаться. А он проползет через что угодно, чтобы спасти ее.
Мускулы дрожали, даже когда он подпитывал их Силой, но Анакин продолжал спускаться.
Когда он наконец оказался в полости, достаточно большой, чтобы там можно было свободно плавать и ничего при этом не задевать, то молча отпраздновал это событие, принявшись растягивать и сгибать руки, хлопать ими и махать ногами. Это были самые приятные ощущения, которые он мог себе представить в тот момент. С минуту Анакин не думал ни о чем, кроме этого бесхитростного ликования, но затем тьма, таившаяся в его сознании, напомнила ему, что если пещера никуда не ведет, придеться лезть обратно наверх по этой ситовой штуке. Он достал свой кристалл-светляк и велел ему ожить.
Стал виден Рапуунг, он плавал рядом и казался водяным чудовищемрептилией.
Позади него Анакин увидел выходное отверстие трубы, пробитое в каменной поверхности, которая изгибалась вокруг них, образуя пещеру неопределенной величины. Анакин нашел направление силы тяжести и полез по склону вверх, держась одной рукой за его поверхность. Одновременно он тянулся наружу с помощью Силы, чувствуя, как вода медленно долбит камень и находя скрытые резонаторы - полости, где царил воздух.
Анакин думал, что был счастлив оттого, что выбрался из трубы. Залезть на сырой камень, сорвать с себя гнуллит - это было безгранично приятнее. Он сидел, мокрый и задыхающийся, пока Вуа Рапуунг вылезал из воды за его спиной.
- Надеюсь, дело того стоит, - проворчал Рапуунг.
- Так и будет.
- Лечи свое оружие, и хорош прятаться в этой яме.
- Сейчас приступаю, - сказал Анакин. - Но сначала, Вуа Рапуунг, расскажи мне кое о чем. Ты действительно считаешь, что знаки твоего позора - дело рук формовщицы? Что она сделала это, потому что ты отверг ее любовь?
- С кем ты разговаривал?
- Так говорят другие Опозоренные. Они видели меня с тобой.
Лицо Рапуунга перекосилось, как будто он проглотил самую противную вещь в мире, но воин утвердительно дернул головой.
- Наша любовь была запрещена. Мы оба знали это. Сначала никого из нас это не волновало. Мы надеялись, что Йун-Тксиин и Йун-К'аа сжалятся над нами, пренебрегут гневом Йун-Йуужаня и дадут нам особое разрешение. Раньше такие вещи случались, и неважно, какие глупости ты слышал.
Его губы скривились.
- С нами этого не произошло. Мы ошибались.
- И ты порвал с ней.
- Да. Любовь - это безумие. Когда рассудок начал возвращаться ко мне, я понял, что не могу нарушить волю богов. Я сказал ей об этом.
- И ей это не понравилось.
Рапуунг фыркнул:
- Она стала богохульствовать. Она сказала, что никаких богов нет, что вера в них - это предрассудки и что мы вольны делать все, что захотим, до тех пор, пока мы сильны.
Он отвернулся от Анакина.
- Несмотря на ее ересь, я никогда никому не собирался говорить о ее словах. Она в это не верила. Она боялась, что я донесу на нее или что однажды наши запрещенные встречи привлекут внимание ее начальства. Она честолюбива, Межань Куад. Она злая. Она сделала так, чтобы я выглядел как Опозоренный, потому что знала, что тогда никто не поверит моим словам, что все, что я скажу, будет принято за бред лунатика.
- Почему она просто не убила тебя? - спросил Анакин. - Почему не подсунула тебе какой-нибудь яд или смертельную заразу?
- Она слишком жестока для этого, - прорычал Рапуунг. - Она ни за что не даст мне освобождение в смерти, если может меня вместо этого унизить.
Его глаза сконцентрировались на светляке.
- Что еще говорили другие Опозоренные? Они назвали меня безумцем, да?
- Собственно говоря, да.
- Я не безумец.
Анакин тщательно взвесил слова своего ответа.
- Мне это безразлично, - сказал он. - И твоя месть меня заботит не больше, чем тебя заботит Тахирай. Но я должен знать, как далеко ты можешь зайти. Ты говоришь, что примирился с тем, что я буду пользоваться светомечом.
- Я сказал это.
- Я собираюсь восстановить его, как я тебе сказал. Чего я не упомянул - я собираюсь восстановить его, используя это.
Он продемонстрировал светляка.
Глаза йуужань-вонга расширились:
- Ты хочешь привить живого слугу к своей машине?
- Светомеч - это не совсем машина.
- Он неживой.
- В определенном смысле - живой, - сказал Анакин.
- В определенном смысле экскременты - то же самое, что и еда; на молекулярном уровне - возможно. Говори внятно.
- Чтоб было внятно, я должен рассказать тебе о Силе, а ты должен выслушать.
- Сила - это то, чем вы, джиидаи, убиваете, - сказал Рапуунг.
- Сила - это нечто куда болшее.
- Почему ты хочешь мне это объяснить?
- Потому что, когда я буду действовать светомечом, я не хочу от тебя никаких сюрпризов, как тогда, когда я зажег огонь. Я хочу покончить с этим здесь и сейчас.
- Очень хорошо. Объясни мне вашу ересь.
- Ты видел, как я использую Силу. Ты должен признать, что она реальна.
- Я видел явления. Это могли быть трюки. Говори.
- Сила генерируется жизнью. Она связывает все на свете. Она во всем в воде, в камне, в деревьях. Я - рыцарь-джедай. Мы рождаемся с предрасположенностью к Силе, со способностью чувствовать ее, контролировать ее - охранять ее баланс.
- Баланс?
Анакин заколебался. Как объяснить слепому свет?
- Сила - это свет и жизнь, но это также и тьма. И то, и другое необходимо, но их нужно держать в балансе. В гармонии.
- Оставим в стороне глупость самой идеи, - сказал Рапуунг. - Ты говоришь, что вы, рыцари-джиидаи, поддерживаете этот "баланс". Каким образом? Спасая своих товарищей? Убивая йуужань-вонгов? Что, борьба с моим народом приносит баланс в эту Силу? Как это может быть, если ты сам признаешь, что мы в ней не существуем? Ты можешь двигать камни, но не можешь двигать меня.