Я киваю и выхожу в коридор, чувствуя себя полным кретином. Ария возненавидит меня, но она должна понять - я делаю это ради нас обоих.
11
АРИЯ
— Выкладывай все, Ария. Я серьезно.
Марселло смотрит на меня с другого конца комнаты в общежитии.
— Откуда ты вообще знаешь, чем я занималась прошлой ночью?
Мой брат появился здесь несколько минут назад в качестве судьи и присяжного по поводу моего поведения прошлой ночью, и он усиливает головную боль, которая уже затянулась.
— У меня здесь повсюду глаза и уши.
Я закатываю глаза. — Ты пытаешься говорить так, будто ты в фильме про мафию или что-то в этом роде?
Он делает шаг ко мне, садясь на диван. — В фильме про мафию? Я - дон нашей семьи. Ты - моя сестра. Тебе не только опасно быть настолько не в себе, чтобы не следить за собой, но ты представляешь нашу семью. Черт возьми, ты представляешь меня.
Он тычет себя в грудь большим пальцем.
Я быстро сажусь и морщусь от пульсации в голове. Брат ухмыляется, словно ему нравится видеть, как я расплачиваюсь за свое веселье прошлой ночью.
— Почему все всегда сводится к семье? Когда я смогу решать, чего хочу для себя?
Он щиплет переносицу. — Господи Иисусе, я не могу вынести двух таких женщин в своей жизни.
Я предполагаю, что он говорит о Мире. — Я серьезно, Марселло. Когда моя жизнь будет посвящена только мне?
Он опускает руку и смотрит на меня с чем-то сродни жалости.
— Я знаю, каково это, когда тебя всю жизнь готовят к тому, чтобы ты играл свою роль в чем-то большем, чем ты сам. Ты знаешь, что знаю. Но таков наш удел в жизни. Все может быть гораздо хуже. Все, о чем я прошу, - не рисковать понапрасну и помнить, что все твои поступки отражаются на мне. И если люди увидят, как ты себя ведешь, они усомнятся в том, насколько я сильный, насколько велика моя власть, потому что если я не могу держать в узде свою младшую сестру, они предположат, что я не могу держать в узде своих людей. И тогда людей убивают.
Я вздрагиваю при напоминании о том, что наш отец был убит в результате взрыва автомобиля. Он не был лучшим человеком на планете, но он все равно был моим отцом. И я не могу представить, что буду чувствовать ответственность за смерть Марселло. Я бы никогда не смогла жить с собой - не говоря уже о том, что я не уверена, кто возьмет на себя ответственность за Коста.
Поэтому я киваю. — Хорошо, мне жаль. Я буду вести себя лучше.
Он выдыхает, и его плечи опускаются. — Хорошо.
Мы оба молчим, когда я спрашиваю: — Ты когда-нибудь думаешь о нем?
Я касаюсь пальцами медальона, висящего у меня на шее.
Он пожимает плечами. — Мы с тобой знали очень разные его версии.
Я подозревала. Я знала, что Марселло был подготовлен, и он, вероятно, видел ту версию моего отца, которую я никогда не видела, но иногда я задаюсь вопросом: если бы отца не убили, какими бы были наши жизни сейчас? Поступил бы Марселло в академию и повеселился бы немного больше, прежде чем ему пришлось бы взять на себя обязанности? Было бы у меня здесь чуть больше свободы?
— Он бы сказал тебе то же самое, — говорит он.
— Я знаю. Просто он говорил бы это громче и с большим количеством ругательств.
Мы смеемся, прежде чем он направляется к двери.
— Ты не сказал мне, откуда ты узнал о прошлой ночи, и не надо снова кормить меня какой-то приторной фразой.
Он поворачивается ко мне лицом, прежде чем свернуть в короткий коридор, ведущий к двери. — Габриэле Витале заметил тебя и понял, насколько ты разбита. Он оказал мне услугу, рассказав об этом.
Внутри меня разгорается гнев. Понятно, что он был потрясен после того, что произошло в его постели сегодня утром, но продать меня брату? Вот же засранец!
— Я обязательно поблагодарю его, — усмехаюсь я, потому что именно этого ожидал от меня брат.
— Нет, не поблагодаришь. Держись подальше от Габриэле Витале, ты меня поняла? — Его глаза сужаются, и он буравит меня взглядом.
Я хмыкаю. — Хорошо.
Он кивает, думая, что я прислушаюсь к его пожеланиям, и уходит довольный.
Но я не планирую держаться подальше от Габриэле. По крайней мере, до тех пор, пока я не выскажу ему все, что думаю.
Через пару дней, когда он самостоятельно уходит из столовой после завтрака, появляется шанс.
Я быстро придумываю оправдание, что мне нужно пораньше уйти с завтрака, потому что я забыла кое-что в своей комнате, и никто не задает мне вопросов и не обращает на меня внимания, когда я встаю. Оказавшись на улице, я смотрю в обе стороны по тропинке и замечаю Габриэле слева от себя. Я спешу догнать его.
— Габриэле! — зову я.
Он оглядывается через плечо, но продолжает идти.
Мои зубы скрежещут от его явного пренебрежения. Солнце палит вовсю, и к тому времени, как я догоняю его, на моем лице выступает тонкий блеск пота. Он уже подошел к двойным дверям, ведущим обратно в школу, когда я дергаю его за рукав рубашки, заставляя остановиться.
— Что? — огрызается он и поворачивается ко мне лицом.
Я скрещиваю руки. — Ты сказал моему брату, что я пьяна и под кайфом? Я знала, что ты засранец, но никогда не принимала тебя за крысу.
В его глазах мелькает что-то, что я не могу расшифровать.—Почему ты выслеживаешь меня, как ищейка? Я ясно дал понять, что не собираюсь тебя трахать.
Его голос холоден и лишен эмоций, и это только еще больше злит меня.
— Ты не хочешь трахаться со мной, но позволишь мне использовать тебя, чтобы отвязаться, а потом настучишь на меня, так что ли? Как ты думаешь, что сделает мой брат, если узнает, что я кончила на твой твердый член?
Он берет меня за руку. — Говори тише.
Мои глаза сужаются. Я не знаю, почему я дразню его. Но когда я вижу, как раздуваются его ноздри, я испытываю болезненное удовлетворение от того, что затронула его.
В мгновение ока он прижимает меня к кирпичной стене и закрывает мне рот рукой, возвышаясь надо мной с выражением ярости. Он наклоняется ко мне вплотную, его глаза наполнены яростью. — Осторожно, девочка. Ты не знаешь, какого зверя ты разбудила. Продолжай в том же духе, и я могу выпустить его из клетки.
Он пытается напугать меня, это очевидно, но мое тело реагирует так, словно он только что сказал мне, что хочет выебать мне мозги.
На несколько мгновений наши взгляды встречаются, и в его глазах столько всего бурлит... Хотела бы я знать код, чтобы понять, что все это значит. За то время, что я провела с ним, мне стало ясно, что ум Габриэле редко бывает спокоен. Он так много думает, но не говорит.
В конце концов он убирает руку с моего рта и отступает на шаг. — Я знаю, что ты не хочешь этого слышать, но на самом деле я делаю тебе одолжение, держась на расстоянии.