— Лучше, чем дома.
И это правда. По крайней мере, здесь у меня есть некоторая свобода и я знаю, где мне место.
В этот момент мой брат и Мира садятся напротив нас. Идеально. Я могу втянуть отца в наш утренний разговор, не показывая этого.
Несколько минут мы вчетвером болтаем ни о чем конкретном. Я не хочу быть слишком очевидной. Затем я перевожу разговор на отца.
— Папин день рождения был бы в следующем месяце, — говорю я.
Вилка Марселло останавливается на полпути ко рту. Мира берет меня за руку, думая, что я расстроена из-за этого. Я не уверена в том, что чувствую по этому поводу. У нас были сложные отношения.
— Только не говори мне, что ты скучаешь по нему.
Марселло скептически поднимает бровь.
Мы оба знаем, что наш отец не был святым. Более того, он был немного ненормальным засранцем. Особенно по отношению к маме.
— Не скучаю по нему как таковому. — Я пожимаю плечами. — Просто в последнее время я много думаю о нем. — Я протягиваю руку к своему ожерелью. — Это все, что у меня осталось от него. Странно, когда люди умирают, их просто... нет.
Чувство вины покрывает мои внутренности, как смола. Ненавижу, когда приходится притворяться и врать брату. Иногда он сводит меня с ума - ну, может быть, очень часто, - но я ему верна. Поэтому я напоминаю себе, что именно из-за него я все это делаю. Потому что, если бы эта фотография вышла наружу, все выглядело бы так, будто глава другой семьи обманул его и совратил его младшую сестру, настроив ее против него. Все решат, что пришло их время нанести удар.
А я не могу нести за это ответственность. Я должна защитить своего брата.
— Может, и так, но без него нам будет лучше, — говорит Марселло.
Мира бросает на него раздраженный взгляд, затем обращает свое внимание на меня. — Это нормально, что ты думаешь о нем, ведь скоро его день рождения.
— Наверное, да. — Я смотрю на брата. — Папа оставил тебе что-нибудь?
Я стараюсь, чтобы мой голос был как можно более ровным и невинным.
— Только кучу беспорядка, который нужно убрать. Марселло возвращается к завтраку.
— Это кажется странным, — говорю я, надеясь, что это не вызовет у него подозрений.
— Ничего странного. Все равно все переходит ко мне как к главе семьи. Мама, конечно, сохраняет дома и все, что лежит на их личных банковских счетах, но все, что связано с бизнесом, автоматически переходит ко мне. Неужели ты думала, что он оставит для меня какую-нибудь милую записку в своем завещании?
Марселло разражается мрачным смехом, и они с Джио встречаются взглядами, прежде чем его смех быстро стихает. — Ни за что.
Думаю, это ответ на мой вопрос о том, передал ли мой отец USB и записку. Не думаю, что мой брат стал бы уточнять, если бы передал, но он сказал бы что-то вроде: — Тебе не о чем беспокоиться.
Придется поставить в известность Габриэле, чего мне не хотелось бы после вчерашнего. Я не могу с уверенностью сказать, что он видел мое маленькое представление, но ощущение отказа еще не прошло.
Я разберусь с этим сегодня вечером. Сегодня я намерена выбросить Габриэле из головы и сосредоточиться на занятиях.
Это была хорошая попытка, думаю я, покидая свой первый класс и направляясь в другой конец кампуса на следующий. Выкинуть Габриэле из головы во время урока оказалось невозможно, но на следующий я настроена решительно.
Следующий урок у нас с Бьянкой не совместный, поэтому, поболтав с ней несколько минут у дверей класса, мы прощаемся и расходимся в разные стороны. Я прохожу мимо распахнутого дверного проема, когда меня дергают в сторону и затаскивают в комнату. Рука зажимает мне рот, прежде чем я успеваю закричать, и я прижимаюсь спиной к чьей-то твердой груди. Дверь передо мной пинком закрывается большой обутой ногой. Я дергаюсь, но полоса на моей груди затягивается.
— Тебе понравилось дразнить меня своим маленьким спектаклем прошлой ночью?
Габриэле. Я мгновенно замираю в его объятиях, и он закрывает мне рот рукой.
— Ты знала, что я наблюдал за тобой? Смотрел, как ты теребишь вибратором свою мокрую киску? Ты хоть представляешь, как я напрягался, глядя на это?
Единственный мой ответ - быстрый глоток воздуха, вызванный его словами, и учащенный пульс.
— Я так сильно дрочил свой член на это прошлой ночью и снова сегодня утром. Возможно, мне следовало бы поблагодарить тебя, но ты была плохой девочкой, dolcezza. Мне казалось, я ясно дал понять, что киска моя. Ты моя. Пока я не заставлю тебя кончить или не скажу, чтобы ты сама кончила, ты не освободишься. И сейчас ты получишь урок.
Мои соски напряглись в лифчике, и я почти застонала от обещания, прозвучавшего в его словах.
Он кружит меня, и я понимаю, что мы находимся в большом шкафу для одежды. Не говоря ни слова и не отрывая от меня взгляда, он расстегивает ремень.
Вот дерьмо. Он что, собирается отшлепать меня им или что-то в этом роде? Я тяжело сглатываю. Позволю ли я ему? Да, черт возьми, если он этого хочет. Может, мне понравится. У меня такое чувство, что скорее всего понравится.
Освободив ремень от штанов, он стоит, прижав его к боку. — Ты доверяешь мне?
Я киваю.
— Ты помнишь, что нужно сказать, если хочешь, чтобы это закончилось?
Я снова киваю.
— Хорошо, а теперь встань на колени.
И снова приказ в его голосе заставляет меня сделать именно это. Когда он берет власть в свои руки, в нем словно щелкает выключатель, и он источает еще больше силы, чем обычно.
Бетонный пол впивается в мои обнаженные колени, но я не жалуюсь, потому что он расстегивает брюки и опускает молнию. Он застегивает ремень на моей шее, держа его одной рукой за головой. Кожа впивается мне в горло, но не настолько, чтобы я не могла дышать.
— А теперь открой этот прекрасный ротик, bella.
Его голос грубый, как наждачная бумага.
Свободной рукой он спускает трусы-боксеры так, что они оказываются под его яйцами, а когда он задирает рубашку, его член оказывается на виду.
— Возьми его в рот и заставь меня кончить, как ты заставила себя кончить прошлой ночью.
Я застонала, когда взяла его твердый член в руку, потянула вниз, чтобы обнажить головку из-под крайней плоти, затем обхватила ее губами и провела языком. Его голова со стоном откидывается назад, что подстегивает меня. Он контролирует ситуацию, но я доставляю ему удовольствие.
Я глажу его, двигая головой вверх-вниз, заставляя его проникать как можно глубже. Он такой твердый у меня во рту, и когда я увеличиваю темп, он толкается бедрами.
Он использует ремень, чтобы контролировать меня. Он отстраняет меня от себя и с довольной ухмылкой наблюдает, как слюна стекает по моему подбородку, а затем притягивает меня к себе и снова насаживает на свой член. Когда он снова и снова натягивает меня на себя, я думаю, что могу кончить, даже не прикасаясь к себе.